Лестница в небо
Шрифт:
Капитан в отставке Костин, а я не так давно узнал, что он ушел на гражданку именно в этом звании, долго молчит. Судя по все еще раздувающимся ноздрям, никак не успокоится, но веских аргументов, чтоб переубедить меня, у него нет. Его молодняк такое никак не потянет, а своих людей я не дам. Есть, правда, у меня мыслишка навестить домик господина Локтева темной ночкой и пошарить по закромам, но втягивать в это я никого не собираюсь. Частные подвалы – они такие, суеты и компании не любят. Выгорит – не меньше половины подброшу именно в «Кистень» на развитие: все-таки
После длительной паузы наемник заводит мотор и, ничего не говоря, выезжает обратно на дорогу. До дома так и добираемся в тяжелом молчании.
– С других объектов парней пока не снимешь? Или завтра мне самому в поле выходить? – мрачно интересуется он напоследок.
Хапнув заказов во время питерской светской эпопеи, я слегка переоценил способность «Кистеня» их удовлетворить, и теперь пилоты расплачиваются за мою жадность, пропадая в агентстве круглыми сутками. Со следующей недели должны выйти новые люди, но пока кадровый голод еще дает о себе знать.
Закатив глаза (боже, за что мне это?!), отвечаю:
– Нет, пока все по-старому, Леха и Олег в твоем распоряжении. Отъезд через неделю, так что пока они твои.
Сухо попрощавшись, Костин отъезжает, обдав нас напоследок облаком пыли. Держу пари, он это специально, но бежать и кричать что-то вслед считаю ниже своего достоинства, и так разругались. Переглянувшись с Бариновым, жму плечами, дескать, что поделать? Александр понимающе кивает в ответ, заскоки директора ему не в новинку. Прощаемся и расходимся.
Еще не знающий, что он покойник, Григорий Осмолкин появляется в разгар демонтажа лаборатории. Техника у Бушарина почти вся тонкая и хрупкая, для долгого переезда желательно все понадежнее упаковать, а то восстанавливать некоторые приборы влетит потом в копеечку. А часть оборудования вообще не подлежит оценке, потому что сделана руками профа и существует в единственном экземпляре.
– Что ты себе позволяешь?.. – схватив за воротник рубашки, бывший гвардеец подтянул меня к себе, слегка придушивая, и прошипел вопрос, брызгая слюной в лицо.
– Григорий, ты чего? – изображаю ничем не замутненное недоумение, благо юное лицо еще позволяет проделывать такие фокусы.
Покосившись на зрителей, мужчина отпускает меня и кивает в сторону свободного закутка:
– Отойдем, поговорить надо.
Успокоив жестом домашних, бреду вслед за куратором.
– Как ты посмел побеспокоить такого человека?! – опять шипит Григорий, едва мы скрылись из виду остальных.
– Гриша, а что было делать, если ты молчал?
– Значит, так надо было! Тем более что ты и не спрашивал!
– Гриш, мне все равно убедиться надо было.
– Убедиться?! Ты представляешь, щенок, что я пережил по твоей милости!
– Все так серьезно, да? Я тебя подвел? – От моего сочувствия и раскаяния даже полено должно было обрыдаться.
– Сильно подвел! – все еще зло, но уже без прежнего запала отвечает мужчина. В другой обстановке он, может, и продолжил бы головомойку, но то и дело мелькающие на периферии китайцы (сто пудов – специально!) не соответствуют его понятиям о конспирации.
– Куда опять переезжаете?
– В Питер. Там теперь жить будем.
– А почему я узнаю последним? Тебе же ясно было сказано – ждать от меня инструкций!
– Григорий, не кипятись. Во-первых, когда бы я тебе сказал? Мы последний раз в июне виделись. И вообще, как от Натальи съехали, – очень редко стали пересекаться.
При упоминании Наташки гвардеец кривит лицо, в который раз переживая свой провал.
«А провал ли?» – внезапно приходит идея.
– Так обстоятельства сложились… – Мужчина еще что-то говорит, но я его не слушаю, потому что целиком захвачен новой мыслью.
Отсечь меня от близкого человека, от денег и возможностей – вполне вероятно, было им на руку. Надо будет эту задачку покрутить в спокойной обстановке.
Именно в этот момент мимо угла, где мы шепчемся, проходит Ван с клеткой выживших грызунов. Считаю это знаком. Вряд ли менталистов такое уж бешеное количество: по словам маман, таким техникам только в отдельных специальных учреждениях учат, это ей по блату знания перепали без всяких подписок. Да и источник у Григория пока так и не начал восстанавливаться, но сунул я тут случайно нос в учебный план четырнадцатилетней княжны Марии, так там, несмотря на лето, каникулы и торжества, по три часа психологии и риторики в неделю стояло. Сомневаюсь, что господин Осмолкин-Орлов, который клановый в черт знает каком поколении, меньшей муштре дома подвергался. Это Машка по малолетству все эти приемчики топорно применяет, а вот взрослый человек с такими знаниями и без ментальных способностей много чего наворотить мог. Вполне возможно, Наталья не так и виновата передо мной, как представлялось.
Волну бешенства подавляю с трудом, источник опять начинает наливаться дурной силой, но убивать Гришку сейчас – явно преждевременно. Ничего, дождусь я своего грузовика с конфетами.
– А во-вторых?
Занятый догадкой, я упустил нить разговора, так что переспрашиваю:
– Что «во-вторых»?
– Ты сказал, что, во-первых, давно не виделись, а во-вторых? И далее по пунктам?
– Во-вторых?.. – реально туплю, но получается даже лучше, чем если бы притворялся. – А! Понял! Просто я давно переезд задумал, а теперь, когда мама выздоровела, вообще глупо здесь сидеть.
Про планы и связи, образовавшиеся в столице, не упоминаю. Стереотипы сильны, и с точки зрения сорокапятилетнего мужчины я всего лишь наслаждался праздником с первых рядов. Недостаток молодости, когда редко кто принимает тебя всерьез, в данном случае оборачивается преимуществом.
– Ну что ж, самостоятельный и догадливый, хотел послужить Отечеству – получай первое задание, – и сует мне в руки какую-то папку. – В Питер ты удачно собрался. Там есть мой адрес, устроишься – навести. Если нужна будет помощь – тоже обращайся. Все понятно?