Летчики
Шрифт:
Мочалов прошел к себе в кабинет, вызвал Ефимкова и командиров эскадрилий на короткое совещание, посвященное подготовке к предстоящим учениям. Потом, отпустив комэсков, он задержал Ефимкова, раздумчиво произнес:
— Я полагаю, Кузьма Петрович, к учению можно допускать всех. Даже у старшего лейтенанта Пальчикова эти молодые лейтенанты Ларин и Москалев, эти «аяксы», и те подготовлены.
— Их разок еще проверить не грех.
— Это вы сделаете, Кузьма Петрович, — согласился Мочалов, — но не это главное. Главное подготовить и продумать схему отражения массированного налета бомбардировщиков и потом провести предварительную подготовку со всем летным составом. Утром я получил прогноз погоды. Она нас не балует. Если учение состоится в понедельник, наши метеорологи сулят облачность, при которой одновременная
— Значит, Шиханский сказал, что в решении задачи инициатива предоставляется нам самим?
— Сказал. Но тут же прибавил, что ждет от нас хорошей массированной атаки.
— Первое отрадно, второе плохо, потому что начисто зачеркивает первое, — скороговоркой произнес подполковник и внезапно оживился: — Эх, Кузя, а как бы хорошо было, если бы мы получили полную свободу действий. Мы бы подумали тогда, как выгоднее атаковать «противника», — всем полком сразу или по-другому. Но что поделать, — он вздохнул и, задернув карту, строго прибавил: — Вызывай штурмана полка и начальника воздушно-стрелковой службы. План подготовить к вечеру.
— Слушаюсь, товарищ командир, — сказал Ефимков и удалился.
Из штаба Мочалов отправился на аэродром. Он шел вдоль длинного ряда реактивных истребителей. Вокруг самолетов суетились люди.
Старший лейтенант Пальчиков, поджав по-восточному ноги, сидел на траве и, тыча пальцем в планшет, что-то взволнованно объяснял своим ведомым Ларину и Москалеву. Сдвинув на лоб фуражки, из-под которых выбивались рыжие чубы, «аяксы» внимательно слушали командира. Заметив Мочалова, все трое вскочили.
— Сидите, товарищи офицеры, — мягко сказал Сергей, — чем занимаетесь?
— Район полетов еще раз изучаем в связи с предстоящими учениями, — бойко доложил Пальчиков и, помедлив, спросил: — А скоро предполагаются эти учения?
— Я знаю пока столько же, сколько и вы, — усмехнулся Сергей, — на войне, как на войне. Время будет указано в самые последние минуты, перед вылетом. А задачу поставлю завтра.
— Ясно, товарищ подполковник, — произнес Пальчиков, — до нас дошли слухи, что будем вести бой с бомбардировщиками всем полком сразу, атаковать их в строю полка… Мы вот тут думали и немножко сомневаемся. А если облачность ухудшится? Видите, как натягивает с гор, — летчик показал рукой на юг. Там, над ближайшими вершинами, уже плыли кудлатые облака. — Если придавит облачность к земле, полком трудно будет действовать.
— Что думаете — хорошо, — прервал Мочалов, — а когда получите приказание, советую думать об одном — как его лучше выполнить.
— Слушаюсь, товарищ подполковник, — откозырял Пальчиков, поняв, что неуместно пустился в обсуждение возможных приказов. Мочалов зашагал по аэродрому дальше, с раздражением думая: «Пальчиков — старший лейтенант, и тот трезво оценивает недостатки атаки полком при такой погоде».
Он хорошо понимал, что Шиханский решил блеснуть перед инспектором, — показать, что его полки и в трудных условиях в состоянии наносить массированные удары по воздушному противнику. Ослепленный внешним эффектом полковой атаки, Шиханский не учитывал, видимо, что этот тактический прием по результатам окажется менее успешным, чем атаки мелкими группами. Сергей твердо был уверен, что его полк даже в трудных метеорологических условиях сделает первую массированную атаку. Но соберется ли он до второй на сравнительно коротком отрезке маршрута, который реактивные бомбардировщики пройдут за считанные минуты? «Нет, навряд ли, — думал он. — Эх, нет рядом ни генерала Зернова, ни рассудительного «бати» Земцова. С ними бы можно было посоветоваться, выход найти. Едва ли при таких метеорологических условиях стали бы они настаивать на атаке всем полком. Поговорить с Ефимковым? Но Кузьма горяч. Ему скажи о своих сомнениях — он и понесет»…
Но майор Ефимков «нес» и без того, даже не будучи убежденным, что командир полка мыслит с ним одинаково.
— Разве это тактически зрелое решение? А? — говорил он опешившему от неожиданности Цыганкову, сидя в его кабинете. — Слушай, замполит, я же правду говорю. Кому нужна одна атака, после которой наши ребятишки рассыплются, как горох, а соберутся, когда бомберы уже покидают бомбы на Черный стан? Я же не спорю. При хорошей видимости массированный удар — это вещь. А когда тебя облака к земле прижмут, такой метод — одна филькина грамота, типун им на язык!
— Кому им? — настораживаясь, переспросил Григорий.
— Им… Шиханским, — со злостью выпалил майор, — любителям порисоваться перед инспектирующими генералами.
— Послушайте, Кузьма Петрович, — строго перебил Цыганков, — не советую вам пропагандировать такие вещи среди летного состава. Полковник Шиханский исполняет обязанности командира дивизии, а вы позволяете себе обсуждать его действия.
— …Обсуждать его действия… пропагандировать, — проворчал Кузьма, — эх, Гришенька, брось ты эти штампованные слова. Ими можешь в докладе пользоваться да в протоколах, а не в дружеской беседе. Ты же политработник, глаза и уши нашей партии. Я к тебе с душой нараспашку пришел. Значит, выслушай, а потом и суди. Еще не было такого, чтобы Кузьма Ефимков отказывался выполнять приказ старшего начальника. Но приказа официального пока нет. Есть только пожелание Шиханского. Против кого я иду? Против двух-трех штабных консерваторов, да и только. А разве Суворов или Ушаков, великие полководцы, против консерваторов не шли?!
— Время тогда было немножко другое.
— Другое, говоришь! А в наши дни что — везде тишь да гладь и никакого консерватизма в нашем военном деле? Мы, офицеры, разве не должны возражать против консерватизма? Нет, спорить должны!
— С кем? Со старшим начальством?
— Значит, по-твоему, нельзя? — часто задышал Кузьма. — Открывай неверным методам дорогу только потому, что их насаждает один из старших. А, по-моему, нет! По-моему, борись, истины добивайся! Разве при сильной облачности принесет успех атака целым полком? Это лишь догматики из штаба могут утверждать. Те, что давно в воздух не поднимались. Им важно блеснуть. Дескать, смотрите, товарищ инспектор, какая хорошая в полку у Мочалова слетанность. А мы своих летунов не к парадам, а к боям готовить должны. А? Мы живем в реактивный век. Какая скорость у твоего истребителя, а? Больше тысячи в час. То-то же! Машина на уровне, значит, и мы должны быть на уровне. Другие методы боя нужно искать, чтобы самолету за нас стыдно не было!
Цыганков весело посмотрел на Ефимкова и встал.
— Что же вы предлагаете, Кузьма Петрович, практически?
— Разработать другой, более эффективный, как выражаются наши штабисты, метод атаки по колонне бомбардировщиков. Хочешь, поделюсь своими планами?
— Давай.
— Тогда пошли ко мне.
…Был глубокий вечер, когда Кузьма вошел в кабинет командира полка, подтянутый, сияющий, с большим листом ватмана, свернутым в трубку.
— Принес, товарищ командир, — сказал он торжественно и развернул скатку.
— Что такое, Кузьма Петрович? — спросил подполковник, отрываясь от пачки приказов, принесенных начальником строевой части.
— План и схема атак на учении.
— А-а. Очень хорошо.
Сергей осторожно развернул трубочку ватмана, и лицо его засветилось удивлением. В первые секунды он не знал, что делать — радоваться или осуждать друга. На бумаге был изображен метод отражения массированного налета «вражеских» бомбардировщиков. Мелко лепились друг к другу старательно вычерченные силуэты самолетов: побольше, с двумя выступами турбин впереди крыльев — бомбардировщики, поменьше — истребители. На четырех участках маршрута были нарисованы точки встречи истребителей с колонной бомбардировщиков. Во всех четырех случаях удар наносился мелкими группами истребителей, вылетавшими с аэродрома, в разное время и с разными курсами. Сергей вспомнил, что всего час назад полковник Шиханский сказал ему по телефону: «Удар по бомбардировщикам готовьте самостоятельно. Я укажу лишь время и рубежи атаки. Но думаю, вы нанесете массированный удар всем полком. Я на вас рассчитываю, Мочалов: вы — культурный исполнитель». Он так и сказал: «культурный исполнитель», и это особенно покоробило Сергея. Теперь перед ним лежал чертеж, четко и безукоризненно воплотивший решение, опровергающее все ожидания и предположения Шиханского.