Летние Каникулы

Сато Тсутому

— Аканэ, эмм.

— Что. Ты ничего не хочешь попить, Нии-сан?

Масаки проглотил свои слова, его обиженное выражение сменилось на кислое. Пока Китидзёдзи наблюдал за теплым (грубым) обменом брата и сестры, Аканэ поставила два стакана кофе со льдом и один стакан какао со льдом.

Масаки без слов спросил, что это за лишний стакан.

Аканэ ответила на вопрос брата озорным взглядом и незаметно села на стул возле Китидзёдзи. Когда Аканэ поставила стаканы на стол, Китидзёдзи тактично убрал вещи,

которые лежали на табурете. По-видимому, такие сцены были нормальным явлением для этого дома.

— Эй, почему Шинкуро-кун смеется? Нии-сан снова сделал что-то смешное?

Сидя на табурете, Аканэ перевела взгляд и всё остальное к Китидзёдзи.

— Аканэ, это вправду те слова, которые ты должна говорить собственному брату?..

Своей сестренке, которая явно над ним смеялась, Масаки крайне серьезно возразил — а именно, напал на неё с жалобами, однако...

— Нии-сан, я не с тобой говорю. Я обращаюсь к Шинкуро-куну.

Получив этот поистине дерзкий ответ, Масаки потерял дар речи.

Наверное, пока удовлетворившись, пошутив с Китидзёдзи, Аканэ покинула комнату примерно через пять минут.

Два ученика старшей школы обменялись усталым смехом над тем, как играть с ученицей начальной школы. Неважно, как молода «женщина», она, без сомнений, по-прежнему является «женщиной».

— ...Извини, она хлопотная.

— Хахахаха... — Китидзёдзи ответил бессмысленным смехом на извинения Масаки, который был столь удрученный, что его плечи упали. — Нет, эмм, разве не хорошо, что она столь энергичная?

Китидзёдзи попытался придумать сказать что-то безопасное и утешительное, но,

— Как её старший брат, я желаю, чтобы она проявляла этот дух более незаметно, но...

Масаки был не в состоянии перестать ныть. Напротив, его монолог «По сравнению с сестрой того парня», «Почему она должна быть сестрой того парня», «Я ревную», «Это несправедливо», «Проклятье, это непростительно!» и тому подобное, постепенно обострился. Медленно, Китидзёдзи осознал, что если не уберет его с этого пути, всё станет совсем плохо.

— Ну-ну. Думаю, Аканэ-тян хорошая девочка, — сказал он, но,

— Джордж, ты...

К сожалению, в своей фразе Китидзёдзи сделал критическую ошибку.

— Если тебе нравится такой тип, я не буду ничего грубого говорить, но...

— Э?

Получая от Масаки взгляд, смешанный с отвращением и настороженностью, Китидзёдзи, наконец, осознал свою ошибку.

— По крайней мере, подожди, пока она окончит начальную школу, прежде чем начать за ней ухаживать, ради меня, пожалуйста.

— Ух, эмм...

Китидзёдзи попытался объяснить, что тот неправ. На самом деле он пытался сказать «Думаю, характер Аканэ-тян хорош как есть».

— Джордж, я тебе верю. Пожалуйста, скажи, что ты не лоликонщик.

Однако

по каким-то причинам с его горла не вышло ни одного слова «отрицания». Наверное, он был не в состоянии сказать даже слово, которое могло быть истолковано как отказ от Аканэ; если Масаки так это поймет, он, возможно, из-за недопонимания больше не сможет продолжить свои отношения с Семьей Итидзё... к сожалению, эти мысли мгновенно поразили Китидзёдзи.

Исправить свою дружбу с Масаки было более важно, чем исправить недопонимание. Подсознательно. Он даже сам об этом не подозревал.

— Абсолютно! Я не лоликонщик!

Без всяких на то причин, Китидзёдзи снова не удалось исправить ошибку, и он позволил большой путанице выйти из-под своего контроля.

У него не было какой-либо свободы думать о том, какое землетрясение может произойти в его отношениях с Масаки от большой линии ошибок, которую создала эта путаница; Китидзёдзи не мог сделать ничего, кроме как терпеть холодный взгляд Масаки. (Если даже и называть это землетрясением, с самого начала это было не более чем личным делом).

У Китидзёдзи даже не было свободы что-то сделать, вроде желать неизвестного времени в будущем, в котором он мог всё обдумать. Наконец, не выдержав больше, Китидзёдзи в отчаянии сменил тему:

— Достаточно обо мне, Масаки, как насчет тебя?! Ты достиг с ней хоть небольшого прогресса? — Сожалеть слишком поздно. Хотя нормально, чтобы сожаление пришло после. В тот миг, когда слова, которыми он попытался сменить тему, слетели с его уст, Китидзёдзи с сильным сожалением подумал: «Ах, черт...».

— Если ты под ней подразумеваешь «её», то прогресса никакого. — Застывший пустой взгляд на его лице был более каменным за бесстрастное лицо; голосом, подходившим этому лицу, Масаки ответил: «ничего», «я не добился ничего».

— ...Что? — изумился Китидзёдзи, а в сердце раздался голос «остановись». Голос здравого смысла. Но к тому времени, как он это понял, язык и губы не могли не сформировать вопросы: — Ты не можешь с ней связаться?

— Я не спросил у неё контактные данные.

— Почему?! Разве ты не танцевал с ней, Масаки. Не похоже, чтобы ты ей не нравишься.

— Я тоже не думаю, что она меня ненавидит. Но, всё безнадежно.

Он слышал эмоции, которые Масаки сдерживал в голосе; даже Китидзёдзи почувствовал такое давление, что было трудно дышать.

— Но, почему?!

— Она сестра того парня. Пока я не сотру пятно поражения, я буду чувствовать себя недостойным её добиваться.

Китидзёдзи не сказал, что считает, что ту девушку это волновать не будет. Он подумал, что говорить это без должного суждения будет безответственно; даже если это была бы правда, это было бы бессмысленно, поскольку не уменьшит беспокойство Масаки.