Летний детектив для отличного отдыха
Шрифт:
В этом безмолвном превосходстве зверя над человеком заключалось самое страшное.
Волк ничего не делал, он просто стоял напротив, и было совершенно очевидно, что, как только Плетнев шевельнется, зверь бросится на него, короткие жилистые лапы свалят его с ног, клыки вопьются в горло.
Все. Конец.
Теперь только кто кого перестоит. Кто первым дрогнет.
Да и это неважно!.. Кто бы ни дрогнул, в борьбе победит все равно волк, потому что он, Плетнев, безоружен и слаб, и схватка будет короткой.
Даже будь у него карабин или пистолет, он все равно не смог бы защититься, зверь не даст ему сделать ни одного движения!.. Он уже принял решение, как именно будет атаковать, и Плетнев знал это точно, как будто противник сообщил ему о своих намерениях.
Думай, медленно сказал себе Плетнев. Думай, ты это умеешь.
Сколько зверь может так простоять? Минуту? Две? Час? Сколько он будет выжидать и прикидывать расстояние до цели? Сколько времени у тебя есть? Как поймать миг, когда он кинется, и попытаться первым вцепиться ему в горло? Или хотя бы защитить свое?! Убежать не удастся, эту мысль можно исключить из сценария. Зверь догонит его даже не в один, а в полпрыжка, повалит, лапы разорвут грудь, клыки вцепятся в горло.
Спине стало мокро.
Думай, повторил Плетнев про себя. Думай, ну!.. У тебя нет клыков и когтей, но у тебя есть разум.
Или в данном случае никакой разум не поможет?..
Дикая мысль мелькнула в смятенном сознании, какой-то газетный заголовок: «Алексея Плетнева задрал волк», и еще торжествующая улыбка Оксаны и милая – Маринкина.
Что делать?! Соображай, соображай!..
Вдруг загрохотало так, что Плетневу показалось, будто на лужайку упал самолет – это было бы спасением, если б на самом деле упал, – потом раздался звон и еще грохот, потоньше.
Волк, не сводивший с него глаз, весь напрягся, и мускулы у него задрожали.
– Никак гости у меня? – громко спросили совсем близко.
Из-за угла дома появился Федор Еременко в брезентовой куртке. Плетневу показалось, что идет он очень медленно, почти не двигается, и голос в голове отдавался как сквозь вату.
– Мик, нельзя! Гости дома, а хозяев нету! Вот ведь незадача какая!
Волк отвел от Плетнева страшные белые глаза, потрусил по газону, тоже очень медленно, приблизился к Федору и ткнулся носом ему в руку.
Федор потрепал его по загривку. Волк посмотрел на хозяина, задрав остроухую лобастую голову, потом фыркнул, неторопливо обошел его и сел с левой стороны.
– Ты чего застыл, как изваяние мраморное, Алексей? Или Мик тебя неласково встретил?
Плетнев перевел дыхание и вытер пот, ливший по шее.
– А ты разве не в курсе, что я собачек держу? – спросил Федор.
– В курсе.
– А чего ты за ворота полез, раз про собачек знал?
Плетнев, которому было решительно все равно, что подумает про него Еременко, сделал несколько шагов и сел на какой-то чурбак.
В поединке цивилизации и первобытности счет два – один.
– Ты напугался, что ли, Алексей?!
Плетнев поднял голову и посмотрел на Федора.
Воцарилось молчание, только коротко и шумно дышал волк, оказавшийся собакой.
– Я, пожалуй, поеду, – бесцветным голосом сообщил Плетнев и встал.
Федор пожал плечами:
– Езжай.
Алексей Александрович на ватных ногах побрел вдоль стены дома, и Федор негромко спросил вслед:
– А ты чего заходил-то?
Плетнев обернулся:
– Как порода называется?
– Американский акита. Я там агрегат твой чуть подвинул, а то он завалился, когда я заезжал.
Плетнев кивнул, все еще с трудом дыша, перешел засыпанный гравием двор, сел на велосипед и уехал домой.
Весь следующий день он ловко прятался от Элли – надо сказать, она его не искала, – и от оскорбленного самолюбия.
Полночи он придумывал «планы мести», при этом совершенно точно зная, что мстить некому и не за что, но воображение рисовало душераздирающие картины победы над Федором и его стаей в духе американских вестернов – «смит-вессон», пыль, ковбойские шляпы, лошади, противник повержен, а он, Плетнев, победителем гарцует над ним, катающимся в песке и в страхе закрывающимся руками.
Два – один, надо же!..
Были бы мы в городе, а не в этой чертовой дыре, я бы тебе показал, кто на самом деле победитель, а кто побежденный!.. Там другие правила и другие условия игры, в которых я понимаю уж точно лучше, там бы ты не посмел разговаривать со мной таким снисходительно-насмешливым тоном!..
Под вечер, кое-как договорившись с собой, будто все дело в том, что матч игрался на чужом поле, Плетнев поехал «кататься», чувствуя себя виноватым еще и в том, что так и не помог Витюшке класть трубы, хотя вроде бы обещал.
Он всегда выполнял свои обещания, очень гордился этим и знал, что заслуженно.
Про слепней он, разумеется, начисто позабыл, и опять пришлось поворачивать из леса обратно, как только они на него накинулись.
Да что с ним такое?! Даже со слепнями справиться не в состоянии!..
Он «катался» по пустынному шоссе довольно долго, старательно загоняя себя в состояние сильной физической усталости, как будто физическая усталость могла искупить или притупить чувство недовольства собой, и повернул назад, только когда из-за горизонта всплыла сизая махровая туча, проворно сожрала половину неба, а солнце целиком, и теперь оно светило из брюха тучи тревожными длинными лучами, как будто там прожектор горел.
Стремительно холодало, и с той стороны, откуда надвигалось свинцовое чудище, несло запахом близкого дождя, и ветер вдалеке крутил пыльные вихри.
Совершенно разбитый, Плетнев въехал на свою улицу и был остановлен «газпромом», то есть Терезой Васильевной, которая, как ему показалось, караулила под забором.
– Молодой человек! Молодой человек, стойте!
Плетнев остановился и обернулся.
– Зайдите к нам на минутку, я прошу вас!
Именно так выражалась в кино одна артистка, когда играла мизансцену с прислугой. Марфа, я прошу вас, поставьте самовар!..