Летний рыцарь
Шрифт:
Нельзя сказать, чтобы Мэб оставила мне выбор. Впрочем, формально, выбор у меня имелся: я мог отказаться от всего, что она предлагала, и принять то, что последовало бы за этим.
Я прикусил губу. С учетом рода моих занятий, мне и раньше не стоило строить слишком уж больших планов на безмятежную пенсию. Случается, чародеи живут долго, очень долго, но это относится к тем, кто тихо и мирно просиживает у себя дома, в лаборатории. Мало кто из них сует свой нос во столько мест, как я.
Пару раз я вел себя достаточно умно, пару раз мне повезло, так что до сих пор я выходил не то, чтобы сухим из воды, но все же более-менее победителем. Однако рано или поздно кости неминуемо упадут другой стороной. Все очень
Страх. Вот, возможно, из-за чего я согласился на сделку с Мэб. Жизнь Сьюзен была беспощадно искалечена, и все по моей вине. Я хотел помочь ей, прежде чем сам накроюсь медным тазом.
И все же негромкий голосок где-то в глубине моего сознания убеждал меня в том, что все это отговорки. Какая-то часть меня шептала, что я просто струсил, побоялся отказать той, которая, возможно, заставила бы меня в случае отказа молить ее о смерти.
Так и так, поздно было задавать себе вопросы. К лучшему или к худшему, но сделку я заключил. И если я не хотел кончить плохо, мне стоило быстрее подумать о том, как выбраться из этой ситуации, не погрязнув при этом в политике фэйре. И если я возьмусь за дело Рональда Ройеля, мне этого не миновать, это уж точно. Мэб не предложила мне этого, если бы не считала, что я увязну еще сильнее, чем увяз до сих пор. Возможно, она держала меня в невидимых наручниках, но это не значило еще, что я буду прыгать на задних лапках каждый раз, когда она сделает ручкой. Я мог еще придумать что-нибудь. И потом, у меня имелись и другие неотложные проблемы.
До назначенного на вечер собрания оставалось не так много времени, поэтому я собрал вещи и приготовился уходить. У двери я задержался с неприятным ощущением того, что я забыл что-то важное. Взгляд мой упал на стол, на стопку неоплаченных счетов, и я вспомнил.
Деньги. Я пришел сюда, чтобы получить работу. Чтобы заработать. Чтобы оплатить счета. В результате я по самое не хочу увяз в неприятностях, имея их в перспективе еще больше, и не заработал при этом ни ломаного цента.
Я выругался и с силой захлопнул дверь за собой.
Можно подумать, ведя игру, ставкой в которой была моя душа, я имел возможность потребовать с Мэб пятьдесят баксов в час плюс накладные расходы.
Уличное движение в Чикаго по степени кошмарности мало отличается от движения в любом крупном американском городе, но в тот день оно выдалось особенно ужасным. Застрявший в пробке «Жучок» превратился в духовку, и у меня было в избытке времени пожалеть о том, что мои способности не дают шанса на выживание ни одному мало-мальски приличному кондиционеру. Вот вам один из присущих чародеям талантов. Современная техника отказывается работать при значительной концентрации магических энергий. Все, что изготовлено после Второй Мировой войны… ну, или чуть позже, отказывает, стоит поблизости оказаться хоть одному завалящему чародею. Хуже всего приходится штуковинам с микросхемами, электронной начинкой и всем таким, но и агрегаты попроще вроде кондиционера в моем «Жучке» тоже живут у меня недолго.
Имея в запасе времени впритык, я добрался до своей квартиры и принялся искать в царившем там разгроме предметы, необходимые мне для вечернего собрания. Найти все мне так и не удалось, и времени принять душ у меня тоже не оставалось. В холодильнике царила арктическая пустота, и единственным съестным предметом, который я нашел на кухне, оказалась початая шоколадка. Я сунул ее в карман и отправился на собрание Белого Совета Чародеев.
Где мне наверняка предстояло произвести неотразимое впечатление своими внешностью, чистотой и обхождением.
Я свернул на стоянку напротив комплекса МакКормик-Плейс, одного из крупнейших общественных центров в мире. Для своего собрания Белый Совет арендовал одно из входящих в него зданий поменьше. Солнце уже висело низко над горизонтом, сделавшись больше и краснее.
Я остановил «Жучка» в относительной прохладе нижнего уровня многоэтажной стоянки, выбрался из машины и обошел ее спереди, чтобы открыть багажник. Я как раз облачался в свой балахон, когда рядом послышалось лязганье и прерывистый рык раздолбанного мотора. На соседнее свободное место заруливал черный пикап «Форд» модели тридцать седьмого года, с округлыми крыльями и деревянными бортами кузова. Впрочем, ни пятна ржавчины на старой машине не было, и она сияла свежей краской. На задней стенке кабины красовались старый, заслуженного вида дробовик и чародейский посох. С обстоятельностью двадцатитонного динозавра машина остановилась, и мотор, чихнув в последний раз, смолк.
Водитель, невысокий, коренастый мужчина в белой футболке и голубых джинсах, распахнул дверцу и с предельно деловым видом выбрался из машины. Он был лыс, если не считать кустистых бакенбард и пышной белой бороды. С силой захлопнув за собой дверцу «Форда», он повернулся ко мне и расплылся в ухмылке.
– Хосс! Рад тебя видеть.
– Эбинизер, – отозвался я, хотя и значительно тише. Я ощутил, что улыбаюсь ему в ответ, и шагнул к нему обменяться рукопожатием. Мне пришлось стиснуть его лапищу со всех сил – из чистой самозащиты. При желании он смял бы в лепешку банку шпината. – Вы бы убрали дробовик. Чикагская полиция подозрительно косится на людей с ружьями.
Эбинизер фыркнул.
– Стар я слишком, чтобы беспокоиться по пустякам.
– Что это вы делаете вдали от Миссури, сэр? Вот уж не думал, чтобы вы собрались на заседание Совета.
Он рассмеялся лающим смехом.
– В прошлый раз, когда я пропустил это дело, мне на шею повесили бестолкового подростка-обезьяну. Теперь я боюсь пропускать: вдруг еще чего выдумают?
Я тоже рассмеялся.
– Неужели я был так уж ужасен?
– Ты спалил мой амбар, Хосс, – фыркнул он. – И я никогда больше не видел того кота. Я имею в виду, после того, что ты учудил со стиркой.
Я ухмыльнулся. Давным-давно, безмозглым шестнадцатилетним сиротой, мне пришлось убить моего тогдашнего наставника в том, что можно назвать волшебной дуэлью. Мне повезло: вместо старого Джастина превратиться в брикет прессованного угля вполне мог я сам. Совет свято блюдет Семь Законов Магии, и самый первый из них гласит: Не Убий. Любой нарушивший его подлежит казни без дальнейших расспросов.
Однако некоторые из членов Совета считали, что я заслуживаю смягчения приговора; к тому же и прежде имелись прецеденты использования смертоносной магии против чернокнижников. Мне назначили жесткий испытательный срок, при котором любое новое нарушение каралось немедленно по совокупности. К тому же мне было всего шестнадцать, то есть, я еще считался несовершеннолетним, из чего следовало, что мне нужно где-то жить – желательно, в месте, где Совет мог бы присматривать за мной, и где я научился бы лучше контролировать свои способности.
Эбинизер МакКой жил в Хог-Холлоу, штат Миссури так давно, что никто уже и не помнил, когда он там появился – по меньшей мере, лет двести. После разбирательства Совет отправил меня к нему на ферму, поручив ему задачу моего дальнейшего образования. Каковое, согласно Эбинизеру, означало уйму работы по ферме днем, учебы по вечерам и крепкого, здорового сна по ночам.
Не могу сказать, чтобы я так уж сильно пополнил свои знания по части магии, зато обучился вещам поважнее. Я обучился терпеливости. Терпеливости в работе и в жизни. И еще, я обрел там столько покоя, сколько вообще возможно для сопливого подростка. Его ферма была для меня хорошим местом, и он относился ко мне с уважением и пониманием, которых мне так не хватало. Я всегда буду благодарен ему за это.