Летняя гроза
Шрифт:
Шериф довел их до своей конторы, которая располагалась через несколько домов от телеграфа, и надежно запер Грозу, Ветра и малыша в одной из двух камер. Здание конторы состояло из одной комнаты, поэтому, сев за свой стол, шериф уставился на задержанных, которых отделяли от него прутья решетки.
— Скажете, когда будете готовы говорить.
— Надеюсь, мы не пропустили вечернюю кормежку?
На лице шерифа отразилось раздражение.
— Леди, закройте свой ротик, а я подумаю насчет ужина для вас.
Через полчаса они уже ели потрясающе вкусную курицу с клецками из кафе напротив. Кофе, оказавшийся крепким и горячим, помог им взбодриться, а яблочный пирог показался просто божественным.
— По крайней мере я раздобыла нам еду и ночлег, — как бы невзначай заметила Гроза, смущенная тем, что не Ветер, а она руководила ситуацией.
— В тюрьме, — сухо заметил Ветер. — Я не сержусь только потому, что знаю: Том Миддлтон и твой отец подтвердят, что ты их родственница, и нас скоро освободят.
Гроза кивнула.
— Как только отец переведет телеграфом деньги, мы поедем в Пуэбло. Надеюсь, ты не возражаешь, потому что это был единственный выход.
Вольный Ветер пожал плечами.
— Все что угодно, лишь бы не застрять тут на всю зиму. А так, пока погода не улучшится, мы поживем у твоих родных, а не у чужих людей.
Была уже почти полночь, когда шериф буквально ворвался в свою контору.
— Почему вы не сказали мне, что вы внучка шерифа Миддлтона? — заорал он. — И с чего это вы вырядились в индейское платье?
— Потому что я индианка! — выкрикнула в ответ Гроза.
Шериф застонал.
— И слышать больше об этом не хочу. — Он тяжело вздохнул. — У меня телеграмма от Тома Миддлтона и от вашего отца. Том просит, чтобы вы больше ни во что не встревали, пока не доберетесь до дома, ваш отец перевел деньги. Оставайтесь здесь на ночь. А утром я сопровожу вас в банк, чтобы вы не устроили скандал и там, а потом лично посажу вас на десятичасовой поезд до Пуэбло. И, если есть Бог на небе, больше никогда в жизни вас не увижу!
— Уже опять вернулась? — поддел Грозу Охотник, когда путешественники наконец-то добрались до ранчо. — А вроде только что уехали.
— Не шуми, милый братец. После всего, через что мы прошли, это совсем не смешно.
— Как я рада видеть тебя, Гроза, — сказала Таня, подходя, чтобы поцеловать дочь. — И тебя, Вольный Ветер.
Застенчивая Утренняя Заря, как всегда, пряталась за спинами родных, но, увидев Идущее Облако, вышла вперед.
— Дай я возьму его, Гроза, — попросила она. — Вы с Вольным Ветром должна поесть, вы, наверное, ужасно проголодались.
Когда Заря ушла с малышом, Гроза спросила:
— Как она, мама?
— Гораздо лучше. К весне она полностью оправится. То, что из-за снегов нас практически отрезало от мира, очень ей помогло, но она не может бесконечно сидеть взаперти.
— Она говорит что-нибудь о церкви? — нерешительно спросила Гроза, не зная, известно ли родителям о намерениях сестры.
Таня недовольно поджала губы.
— Да. Я сказала ей, что мы поговорим об этом потом. Она еще слишком молода для принятия такого решения.
— Ей пятнадцать, мама. В твоем возрасте вы уже были помолвлены с Джеффри Янгом.
— Да, и какое же это было ужасное решение! Я и думать боюсь, во что превратилась бы моя жизнь, стань я женой этого ненормального.
Хотя Гроза очень радовалась возможности побыть с родными, она всей душой стремилась вернуться к своей жизни в деревне. И когда в первую неделю февраля случилась оттепель, они с Ветром решили воспользоваться ею, чтобы пересечь равнины Оклахомы. Предприятие, конечно, рискованное, но, если им повезет, через две недели они будут дома.
Запасшись провизией, они отправились в путь на лошадях Адама. Неделю они шли за оттепелью — или это она шла за ними. Так или иначе, погода стояла мягкая, облегчая путешествие. В течение нескольких следующих дней температура постепенно падала, и в горах позади путников собирались тучи. И когда до дома оставалось всего два дня пути, разразилась буря.
Она началась с леденящего дождя и порывистого северо-западного ветра, пробиравшего до костей. Еще когда буря только надвигалась, Гроза вынула Идущее Облако из колыбели, прикрепленной к луке седла, и крепко привязала малыша к себе, закутав предварительно в свою меховую накидку. Сначала он возился, протестуя против темноты, но потом пригрелся и уснул. Гроза понимала, что ребенку там душновато, но зато гораздо безопаснее. Кроме того, ее живот оставался единственным теплым местом, все остальное тело Грозы покрылось гусиной кожей.
Вскоре дождь перешел в снег, валивший так густо, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Как только началась буря, резко упала температура.
— Надо поскорее найти укрытие, — прокричал Ветер, — но сначала надо перейти реку, пока еще день.
Это была последняя река, которая отделяла их от лагеря шайеннов.
Ветер охотился здесь и хорошо знал местность. Он выбрал более широкий участок реки, но зато здесь, он знал, было мелко, без опасных подводных течений.
Как только Ветер показал Грозе на переправу, она сразу же подтянула ноги кверху и сложила их крест-накрест, обеспечивая защиту сына и предохраняя свою одежду от ледяной воды. А потом дала своей лошади полную свободу действий, направив ее вслед за Ветром. Гроза затаила дыхание и молилась, потому что именно этой части путешествия она боялась больше всего. Если лошадь споткнется, они с Идущим Облаком сразу же утонут или подхватят воспаление легких после такого купания.
Три четверти пути были уже позади, когда лошадь Грозы поскользнулось. Животное пыталось удержать равновесие, Гроза тоже, инстинктивно наклонившись вперед и обхватив лошадь за шею. Женщина издала сдавленный крик, даже Идущее Облако удивленно взвизгнул, потому что его сдавило между матери и лошадью. А та продолжала скользить, Гроза опасно наклонилась, одну ногу она еще держала высоко, а вторую опустила, ища стремя. Но тут подоспел Ветер и осторожно вывел ее лошадь на твердое дно и вверх по берегу на другую сторону реки.