Лето и осень сорок пятого
Шрифт:
– Почему? В результате обмена крейсера и линкора вы получите гораздо больше самолетов и прочих военных материалов, чем при обмене авианосца. А вы сами только, что сказали, что очень нуждаетесь в самолетах. Кстати, первая партия "яков" предназначенных для обмена уже прибыла из Новосибирска во Владивосток и ждет сигнала к перелету - теперь, советский посол азартно тряс перед носом японца аппетитной приманкой, и Миядзаве стоило больших трудов устоять.
– Это невозможно, господин Малик. График утвержден заранее и не в моей власти, его менять - упрямился Миядзава.
–
Малик говорил короткими отрывистыми фразами и его колючий взгляд не сулил собеседнику ничего хорошего.
– Почему только топливо и зенитки, господин Малик, а куда делись самолеты? Ведь они также есть в вашем списке, - запротестовал японец и взмахнул бумажным листком, - вот!
– Я прекрасно помню содержание этого документа, господин Миядзава. Да, в нем числятся истребители, однако соглашаясь передать вам, их моя страна подвергается большому риску. Ведь одно дело поставлять воющей стороне топливо и трофеи, и совсем другое дело собственное вооружение. Появление наших самолетов не останется незамеченным американцами и это вызовет серьезные нарекания со стороны президента Трумэна. Наша страна готова рисковать, но только когда и ей идут навстречу и никак иначе. Итак, сколько тонн топлива вы хотите за авианосец?
Вскормленный на идеи самурайского превосходства над северными варварами, господин Миядзава разрывался между двумя страстными желаниями. С одной стороны ему страшно хотелось ответить ударом на удар, а с другой, он очень боялся, что своим поведением он сорвет так нужные для императора и страны переговоры.
Давно русский медведь не разговаривал с потомками богини Аматерасу в подобном тоне. Ровно сорок лет, они диктовали свои условия противнику и вот, пришла пора самим испробовать горькую чашу унижения и позора.
С огромным трудом, Миядзава проглотил жгучий ком ненависти, застрявший в горле и, изобразив на лице улыбку, заговорил.
– Раз вы так остро ставите вопрос, то японская сторона готова сделать свой шаг навстречу и очень надеется, что советская сторона по достоинству его оценит. Давайте поговорим о линкоре "Негато".
Начались яростные торги. Оба переговорщика постоянно советовались со своими консультантами, до этого момента смиренно сидевших в стороне и тихо молчавших.
За два корабля японцы запросили 70 самолетов, что вызвало бурную реакцию у Малика.
– Вы хотите, получить целую авиационную дивизию, за два основательно потрепанных корабля?
– гневно вопрошал посланник Сталина, но японцы упорно не сбивали цену, отчаянно расхваливали свой товар. На помощь Малику пришли военные специалисты, которые помогли сбить цену до пятидесяти двух машин. Остальное, японцы согласились добрать топливом.
Обе переговорщика остались довольны сделкой, но возникла маленькая загвоздка в расчетах, которая поставила под угрозу достигнутые договоренности. Советская сторона была готова перегнать двадцать два самолета сразу, остальное же только после передачи кораблей. Японцы пытались протестовать, угрожать срывом сделки, но Малик был неумолим.
В качестве разумного компромисса, он был готов поставить топливо вперед и в полном объеме, благо подобный шаг был согласован с Москвой. А вот относительно самолетов, расчет мог быть завершен только после того, как пройдя Цусимский пролив, оба корабля возьмут курс норд-ост 23 градуса. В этом вопросе советский посол стоял насмерть, и японцам пришлось согласиться. Теперь не они диктовали условия и, отдав корабли за аванс, должны были дожидаться окончательного расчета.
Глава XII. Все ближе, ближе мы к победе.
Любой генерал не чужд возможности погреться в лучах славы, поэтому прессу иногда допускают в высокие штабы, где позволяют задать героям войны пару другую вопросов. Генерал Макартур не был исключением и, разрываясь между наступлениями в Китае и на Кюсю, он дал согласие принять у себя в штабе журналистов.
В момент триумфа и торжества для представителей газет и журналов накрывают столы, наливают шампанское и предлагают бутерброды с икрой, а если её нет креветок и лобстеров. Ведь сытый журналист гораздо полнее и красочнее сможет передать важность исторического момента, на который его пригласили, чем голодный и злой ловец жареных фактов.
Во все прочие моменты, акулам пера скромно предлагают чай, кофе или стакан колы на выбор, стейки, сэндвичи и бутерброды с икряной закуской, давая ясно понять, что идет война. И вместе с этим чуть приоткрыв дверь, позволяют заглянуть в святую святых любой армии штаб, где принимаются все главные решения.
В штабе генерала Макартура никто естественно не собирался позволить лихим щелкоперам слишком далеко заглянуть, но позволить прикоснуться и почувствовать свою сопричастность к большому делу легко согласились. Американский народ должен знать своего героя, для собственного успокоения.
По замыслу устроителей этой встречи, лучший момент для единения, командующего с прессой, было окончание завтрака. Демонстративно отставив от себя поднос с остатками омлета и недопитым стаканом апельсинового сока, генерал Макартур принял жаждущих сенсаций журналистов.
В мятой походной форме, сидя на стуле и закинув ногу на ногу, он совершенно не походил на тех чистеньких деятелей из Вест-Пойнта, которые нудным противным голосом объясняли всему остальному миру, что такое хорошо и что такое плохо. В этот момент, в виде Макартура не было ничего героического и необычного. Перед журналистами сидел усталый, плохо выспавшийся человек, который днем и ночью усердно тянет лямку по спасению Америки.