Лето и осень сорок пятого
Шрифт:
Доставленный в Гамбург вечером 6 июля, он должен был сменить Шернера на посту командующего северной части немецких войск, но не успел этого сделать. Целый день англичанам было не до него, а утром 8 июля он оказался уже не нужным.
Возможно, что русские не узнали бы о существовании фельдмаршала и, воспользовавшись суматохой, ему удалось бы покинуть Гамбург, но известный военный стал жертвой банального предательства. О его присутствии в городе, русским сообщил портье гостиницы "Бристоль", где все эти дни проживал Манштейн.
Не каждый день выпадает возможность взять
Об удачном захвате матерого гитлеровца, телеграмма в Москву ушла сразу после удостоверения личности пленного, а до получения ответа Манштейна привезли в штаб дивизии полковника Петрова. Приказ о присвоении нового звания пришел сразу после рапорта о занятии Гамбурга. Соединив все прежние и нынешние заслуги Георгия Владимировича перед Отечеством, маршал Рокоссовский отдал распоряжение по фронту.
Появление коротко стриженного черноволосого человека в мундире полковника Красной армии сильно удивило Манштейна. В его понимании командир советской дивизии должен был выглядеть несколько иначе.
Ещё больше его удивило, что пришедший к нему на допрос русский не прибег к услугам переводчика, а заговорил с ним по-немецки. Произношение было конечно далеко не идеальное, но в целом правильное и понятное. Недаром полковник два года учил язык вероятного противника в академии, а затем четыре года предавался практики.
Предложив сесть и удостоверившись, что перед ним действительно знаменитый Эрих Манштейн, Петров удивил фельдмаршала в третий раз.
– А ведь мы с вами уже дважды встречались господин фельдмаршал - сказал полковник, пристально рассматривая сидящего перед ним немца.
– Да? Простите, не припомню, господин, господин ... советский офицер - Манштейна очень уязвил тот факт, что допрос столь важного и известного как он пленного ведет не генерал. К тому же, отправляясь на допрос пленного, Петров не успел сменить погоны.
– Мое звание полковник Красной армии - с достоинством произнес Петров.
– Мы вряд ли могли ранее встречаться, господин полковник. У меня хорошая память на лица, тем более столь специфические.
– Вполне вас понимаю, господин фельдмаршал, - легко согласился с собеседником комдив - все помнят только одержанные победы, а вот о полученных поражениях не любят вспоминать.
– У меня нет ни одного поражения! Тем более от людей вашего звания господин полковник - с рыцарским достоинством отчеканил Манштейн.
– Конечно, такого оглушительного разгрома как у фельдмаршалов Паулюса или Буша у вас конечно не было. Здесь вы правы. У вас, как и у большинства генералов вермахта, как это принято говорить были тактические неудачи и непредвиденные обстоятельства, порожденные безграмотными приказами фюрера. Я угадал?
Язвительный выпад Петрова попал точно в цель. Лицо Манштейна покрылось пятнами, взгляд стал злым и он в одно мгновение из величественного гения военной мысли превратился в провинциального фельдфебеля уличенного начальством в неисполнении приказа.
– Позвольте узнать господин полковник, о каких поражениях идет речь? О Сталинграде, Курске, Харькове, Киеве или Ровно?
– сварливо поинтересовался фельдмаршал, перечисляя этапы своего отступления с советской территории.
– Первый раз мы с вами встретились под Сольцами в июле сорок первого года. Тогда, мы впервые со времени отступления от границы смогли нанести полноценный контрудар и взять в окружение одну из ваших дивизий. Помните?
– Ах, Сольцы - презрительно скривился Манштейн, - у вас богатая фантазия, господин полковник. Это была всего лишь временная неудача, с которой мы справились за несколько дней.
– У майора Мозера, которого я допрашивал под Сольцами, было совершенно иное мнение.
– Мнение майора и генерала всегда существенно различаются из-за разницы их положения. Из окопа всегда видится совсем иначе, чем из штаба, где и куется победа. Так было всегда во всех армиях мира. Или в Красной армии иначе?
– Ну, что вы, господин Манштейн. В окопе всегда опаснее находится, чем в штабе, кто с этим спорит. Просто майор Мозер был первым немецким офицером, попавшим к нам в плен с начала войны. Другим офицерам, знаете ли, здорово не везло. В пылу боя наши солдаты убивали их, несмотря на поднятые вверх руки и брошенное оружие. Особенно сильно недолюбливали летчиков. Их просто забивали касками и кулаками.
Так вот, этот майор был очень сильно потрясен, что попал в плен к армии, которая по вашим собственным утверждениям начала войну "обутой в один сапог". Никак не мог поверить, что после Двины, Риги, Пскова и Острова разгромленные большевики вдруг смогли нанести контрудар и взять его в плен.
– Повторяю ещё раз. Это была временная неудача и только. Попавшая в окружение дивизия была освобождена и затем продолжила свое наступление до самого Петербурга. Надеюсь, этот факт вы не будете отрицать.
– Хорошо воевать, когда у тебя под рукой есть резервы, которые позволяют быстро решить возникшие проблемы. Особенно если они элитны и механизированы, как дивизия "Мертвая голова". У нас, к сожалению, тогда не оказалось под рукой резервов, и мы действительно были вынуждены отступить.
– И кто тогда проиграл?
– высокомерно спросил Манштейн.
– Конечно, вы - коротко ответил Петров.
– Я!!?
– изумился Манштейн, - ну, знаете ли, всему есть предел.
– Вы проиграли время, господин фельдмаршал, одну из главных составных любой стратегии. Мне ли вам говорить об этой прописной истине. Или в германской армии иначе? Из-за нашего контрудара и других боев местного значения, ваш корпус потерял на Лужском рубеже целый месяц. А это был очень важный месяц. Ваши офицеры, взятые потом в плен, называли его месяцем обманутых надежд и были абсолютно правы. Без него не было бы августа, не было бы сентября. Когда ваш блицкриг приказал долго жить, и началась затяжная война, закончившаяся вашим поражением, господин Манштейн.