Лето на крыше
Шрифт:
Есть поучительная сказка про умную Эльзу. Умную Эльзу не упрекнешь в легкомыслии — она заранее просчитывала роковые последствия своих поступков. Расчеты приводили ее в тупик. Жизнь умной Эльзы — пытка. Так не будем же уподобляться этому сказочному, но, увы, вполне правдивому персонажу. Добавим к бочке нашей сугубой серьезности чайную ложку легкомыслия.
КРАСИВОЕ И НЕПОНЯТНОЕ
— Это вы сами сделали? — Миша восхищен нашей стеной, расписанной цветами и бабочками.— А можно
— Только не на стене,— говорит Наташа.— Не разрешайте ему, он такого намалюет!
— Мама нам разрешает.— Петя достает краски.
— Мама, иди домой,— говорит Миша.
Мне бы, наверное, не понравилось, если бы мои дети вот так бесцеремонно выпихивали меня из незнакомого дома.
Чтобы как-то сгладить неловкость, я отвожу Наташу в сторону. Договариваемся, что мы приведем Мишу к ужину. Пусть мальчик сменит обстановку, и она тем самым отдохнет.
— Дайте тему,— требует Миша, когда мама уходит.
— Рисуй что хочешь,— отмахиваюсь я от него.— Разве ты видишь, что я занята. (Я чистила грибы.)
— Я не могу рисовать что хочешь. Я могу на тему.
— Почему?
— Мы занимаемся с Владимиром Петровичем и к пьескам рисуем рисунки на тему.
— Хорошо. Нарисуй мне красивое и непонятное.
— А это как?
— Откуда я знаю? Ты просил тему — вот тебе тема.
— Красивое и непонятное! — раздается из комнаты Анин голос.— Это я сейчас.
Миша, само собой, не может стерпеть, что Аня, которая младше на год, его обгонит. Он оставляет меня в покое.
Я поставила картошку на огонь и отправилась к детям.
Миша сидит на полу, на коленях, выгнув спину по-рысьи, взмахивает фломастером, как дирижер палочкой, и утыкается в бумагу, рисует точечными, отрывистыми движениями.
— Все,— вытирает лоб рукой, закрывает фломастер крышкой, кладет на место. Значит, не такой уж это разболтанный ребенок: как ни увлечен, а фломастер все же кладет аккуратно на место.
Аня уже изрисовала несколько больших листов — рисунки сыплются, как из рога изобилия: цветные линии, завитки, фигурки немыслимых форм.
Петя начинает с верхнего края листа, значит, он планирует композицию на весь лист. Иначе бы начал с середины. Рисует неторопливо, часто отстраняется от работы, выверяя отношение цветов. Русые выгоревшие волосы падают ему на глаза.
— Петь, давай чуб острижем.
— Попозже.
— Тогда и мне.— Миша оттягивает каштановую вьющуюся прядь — она доходит ему до носа, отпускает ее, она отпружинивает и свивается кольцом на лбу.
Аня удивлена. У нее вьются волосы, и она с этим борется постоянно – приглаживает их, распрямляет, чтобы было как у Пети. Она хочет быть, как Петя, мальчиком, а раз у Пети волосы прямые, а он мальчик, то и у всех мальчиков должны быть прямые. Видимо, она в первый раз заметила, что и у мальчиков бывают кудри.
— Мам, ты грибы проворонишь! — вскрикивает Петя.— У нас мама такая рассеянная…
— А у вас можно всегда жить? — вдруг спрашивает Миша.
— Это ты договаривайся со своей мамой,— говорит Петя. В моем согласии Петя не сомневается.
Да, вовремя напомнил Петя про грибы. И суп готов. Дождь-посудомой справился с чашками и тарелками, мне остается только вытереть их. Подставлю под водосточную трубу пустое ведро. Дождь барабанит по клеенке, крышка стола темнеет сквозь пузырчатую пленку. По дороге с автобусной остановки бегут, укрывшись под зонтами, промокшие дачники. Да, с погодой им не повезло! Нам-то что — все лето
— Посмотрите, как я нарисовал! — зовет Миша.
У Миши действительно вышло красивое и непонятное.
Ни один из составляющих композицию элементов и отдаленно не похож на реальный предмет. Это говорит об отсутствии шаблонного, стереотипного мышления. Рисунки невозможно передать на словах. Как и во всяком искусстве, в них есть нечто, не переводимое в слова, что не исчерпывается текстом. Пересказ рисунков сродни пересказу сновидений. Пересказывая сон, который нас потряс, мы, по сути, передаем лишь сам сюжет сновидения и удивляемся, насколько бледно выглядит наш «потрясающий» сон в словесной передаче. Потому что мы не можем передать то, что было там, в глубине, за сюжетом, воспроизвести контекстуальные связи. Недаром говорится: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Оригинал лучше перевода. Но мне придется прибегнуть к переводу, ибо оригинала под руками нет.
«Держись следующих правил: в большом умей видеть малое, в малом — большое, в нереальности — действительность, в действительности — вымысел»,— учит Шэнь Фу.
И Миша словно бы внял неведомому закону — его рисунок изобилует разнообразными приемами: линии прямые, пунктирные, многоцветные, мелкие цветные формы где-то образовывают мозаику, где-то разбрызганы, как осколки метеорита, где-то взяты целым пятном, масса точек, закорючек, штрихованных и располосованных овалов и кружков — и все это не распадается на энное количество элементов, а организовано в единое целое. Каждая деталь красива сама по себе, и в то же время она работает на целое. Вот какая богатая внутренняя жизнь у этого издерганного ребенка. Отчего такой разрыв между его внутренней жизнью и внешним поведением?
— Мам, а у меня посмотри! Это такая заколючка (зигзаг) пуговичная (рядом с «заколючкой» красный кружок), а на ней Баба-Яга летает (черный головоног), а на этом домике (прямоугольник с кружочками-окнами), она на всем этом летает (разноцветные росчерки — траектории полета Бабы-Яги).
Осознание идет параллельно с рисованием. Для Ани важнее изображение, а не изображаемое. Пройдет несколько минут, и Аня по этому же рисунку сочинит другую историю.
— А у меня ноги вязаной формы,— говорит Миша, рисуя закрученные линии. Ему понравилось, как Аня комментирует свой рисунок.— Это волшебный человек (желтый треугольный человек с синими крыльями-лепестками), а это у него шарик (Миша пририсовывает к синему крылу шарик и раскрашивает его разными цветами), он выкатывается из крыла, как шелк изо рта шелкопряда (опутывает тонкими желтыми линиями шарик), это шелковые нитки. У волшебника есть жена — волшебница. Рисует пузатое существо. Раз волшебник треугольный, то волшебница — круглая.— У нее тело — это воздушный шар. — Великолепная находка — в плотно заполненном пространстве необходима пустота, воздух, и воздух этот — в теле волшебницы
Все. Закончил. Тянется к следующему листу.
Одним движением обрисовывает туловище, руки-морковки с пальцами-ботвой, голову, посаженную в плечи, оранжевые глаза с коричневыми точками посередине, горизонтальные черточки под глазами — морщины. И вот перед нами недоуменный, растерянный человек. Два разных рисунка нарисованы подряд:. первый — типично детский, с избытком наделенный фантастическими персонажами, а второй — лаконичный, стремительный. Первый отражает мир детских фантазий, второй выражает настроение.