Лето на Парк-авеню
Шрифт:
Я замолчала. Было заметно, что Труди меня не слушает, даже до того, как она достала очередную бумажку.
– А вот это зацени, – сказала она. – «Есть свет в конце туннеля. И это встречный поезд».
– Ладно тебе, Труди. Ты ведь перебралась сюда из Сент-Луиса не просто чтобы продавать туфли богатым дамочкам, а?
– Нет, – она стала смеяться. – Зато у меня есть скидка.
– Я серьезно. Если такая женщина, как Элейн Слоун может стать первоклассным книжным издателем, а Хелен Гёрли Браун может управлять журналом, почему ты не можешь быть архитектором? Или я – фотографом? – я взяла
– А что? – Труди порылась в сумочке и протянула мне ручку. – На тебя нашло вдохновение?
– Да, вообще-то, нашло. Я читала, что мечты воплощаются с большей вероятностью, если записать их, так что это мы и сделаем, – я сняла колпачок с ручки и написала, пока Труди заглядывала мне через плечо: – В этот день, воскресенье, 28 марта, 1965 года, Труди Льюис и Элис Уайсс объявляют, что они будут следовать за своими мечтами. Что бы ни случилось. Мисс Льюис будет строить карьеру архитектора, а мисс Уайсс станет всемирно признанным фотографом.
– Всемирно признанным? – Труди рассмеялась. – Ты чокнулась, ты это знаешь?
Я поставила свою подпись и протянула ручку Труди.
– Теперь – ты.
– Это безумие, – сказала она, но подпись поставила.
– Я уверена, Элейн Слоун и Хелен Гёрли Браун тоже не раз слышали такое.
Труди, улыбаясь, засунула руку в сумочку и достала жвачку. Тема заветных мечтаний была закрыта. Она считала это бесплодными фантазиями, но понятия не имела, как серьезно я была настроена. Сложив наше заявление, я убрала его в один из ящиков и подумала, как сильно хочу стать кем-то. Может, однажды какая-нибудь девушка приедет в Нью-Йорк с чемоданом, набитым мечтами, и будет смотреть на меня как на пример всего, чем она может стать.
Мы с Труди допили кофе и выкурили еще несколько сигарет, выдвигая разные ящики и читая стихи и любовные письма, телефонные номера и глупые поговорки. От некоторых мы так хохотали, что можно было подумать, у нас в кружках не кофе, а джин.
Глава шестая
У нас с Хелен понемногу вырабатывался рабочий распорядок. Первым делом я приносила ей кофе, а иногда стакан растворимого витаминного коктейля, вместе с утренними номерами «Уолл-стрит джорнал», «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон-пост». Я клала газеты ей на стол и ставила рядом кофе – как правило, это была ее вторая или третья чашка, поскольку она почти всегда умудрялась приходить на работу раньше меня.
Иногда я находила сломанные карандаши у нее на столе или на полу, говорившие о том, что она была на пределе, даже если никак иначе это не проявлялось. Пока она просматривала газеты и вырезала все, что казалось ей интересным, чтобы я подшила это в ее «папку идей», мы прорабатывали ее расписание на текущий день. Я коротко перечисляла назначенные встречи, звонки и сроки сдачи, а затем мы пробегались по неотложным личным вопросам, таким как выбор подходящей оберточной бумаги из заказанных образцов для срочных подарков или сувениров. Это было не так просто, как может показаться. Нужен ли Роне – в смысле, Роне Джаффе – бумажник «Эрмес», и не сочтет ли Барбара Уолтерс масло для ванны «Живанши» чем-то слишком личным? Эти вопросы не давали мне покоя. А еще
В тот понедельник я последовала совету Элейн и ни слова не сказала Хелен о том, что Эрик просил меня шпионить за ней. Вместо этого мы пробежались по списку ее дел, и я дала ей просмотреть записку по рекламе перед тем, как нести ее Айре Лансингу.
Выходя из ее кабинета, я думала, что рано или поздно столкнусь с Эриком, и ужасно этого боялась, предвидя выяснение отношений. Долго ждать мне не пришлось, потому что в десять часов он сам подошел к моему столу.
Он наклонился ко мне и сказал тихим голосом:
– Слушай, я думал о том, что случилось в пятницу вечером, и… в общем, мне жаль. Это было бестактно.
– Да, ты был бестактен.
Я все еще была зла на него и принялась печатать, не глядя, нажимая клавиши так сильно, что кофе выплескивался из чашки.
Он помусолил запонку и сказал:
– Элис, у нас вышло неудачное начало. Мы можем переиграть? Сделать вид, что этого не было?
– Еще бы, запросто.
Я вытащила лист из машинки, вставила другой и стала печатать, как автомат; Эрик не двигался с места и молчал, и я чувствовала слабый запах его лосьона.
– Вы хотели чего-то еще? – спросила я, наконец.
Он посмотрел куда-то в сторону, и я проследила за его взглядом. На нас смотрела Бриджет, с явным любопытством.
– Ну так?
– Нет, – сказал он, засунув руки в карманы. – Нет, ничего такого.
Как только он удалился за пределы слышимости, ко мне подскочила Бриджет, так порывисто, что ее жемчужные сережки закачались.
– Что это было?
– Что? – я продолжала печатать, прикинувшись тупой.
– Эрик Мастерсон. О чем он с тобой говорил? – не дождавшись моего ответа, она взяла меня за руку, так что мне пришлось перестать печатать. – Ты в порядке? – она заглянула мне в глаза. – Ой-ой. Ты не в порядке, да?
Я плотно сжала губы, не желая говорить.
– Что случилось?
Она не собиралась отставать, и я покачала головой.
– Не здесь, – сказала я.
Она подождала, пока я встану из-за стола, и проводила меня в туалет. Я стояла у зеркала, пока она проверяла все кабинки. Открыв и закрыв последнюю дверцу, она повернулась ко мне.
– Ну ладно, выкладывай.
– Он просто… – я покачала головой и прижала пальцы к вискам. – Он меня против шерсти гладит.
– Ну, меня он мог бы гладить, как угодно, – сказала она, вынимая пачку сигарет. – Он классный, разве нет?
– Может, и классный, но он подлюга.
– О чем ты говоришь?
– Он недавно взял меня поужинать.
Глаза ее расширились, и в них заплясал огонек зажигалки. Я почувствовала ее восторг и зависть.
– И?
Я замялась, не желая развивать эту тему.
– Ой, ладно, колись, – она смотрела на меня невыносимым взглядом девочки, которую дразнят конфетой. – Мне тебя умолять?
– Окей, – сказала я, наконец. – Но обещай, что это останется между нами.
– Само собой. Можешь доверять мне. Никому ни слова.