Лето перемен
Шрифт:
— Простите меня. Я совсем рассиропилась… даже рубашку вам слезами намочила.
— Высохнет.
— Обычно я вполне адекватная и здравомыслящая, но сейчас… когда речь идет о Джеки…
— Почему?
Ну как это ему объяснить! Разве поймет он это своим рациональным умом?
— Не знаю, с чего начать. Это долгая история…
— О небо, только не сейчас. Хватит историй, пожалуйста! Где Джеки?
Она обреченно махнула рукой.
— Там.
Вероника была уверена, что он решительно войдет в спальню, даже не взглянув на нее, но этого не
На негнущихся ногах Вероника Картер медленно последовала за ним и замерла на пороге, не в силах ни смотреть на открывшуюся картину, ни отвести от нее глаз.
Золотистые кудряшки Джеки разметались по подушке, один пухлый кулачок свесился вниз, другой, с оттопыренным большим, очень маленьким, пальчиком лежал на груди. Сейчас он особенно походил на ангела.
А перед кроватью застыл коленопреклоненный архангел, прекрасный и грозный, но такой беззащитный и счастливый сейчас. Джон Леконсфилд благоговейно поднес к губам краешек одеяла и прошептал:
— Маленький мой… ангел мой любимый… какой ты стал большой… ты настоящий красавец… малыш… мой малыш!
Он, не отрываясь, смотрел на спящего малыша, и Вероника в отчаянии понимала, что им движет только любовь, огромная и настоящая любовь, а это значит…
Это значит, что Вероника больше не нужна.
Странно, но сейчас ее занимали и другие мысли. Как он, должно быть, страдал. Сколько пережил за эти месяцы разлуки и неизвестности.
Она перевела взгляд на Джеки. Как же они были похожи, отец и сын! Эти ресницы, этот решительный подбородок…
Как она сможет жить без него, упрямого козлика? Как представить себе вечер без сказки на ночь, без нежного ротика, шепчущего свои, только им двоим понятные словечки, без поцелуя на ночь в щечку, по сравнению с которой лепесток розы — наждачная бумага.
Да, Джон Леконсфилд любит своего сына.
И только тоненький, подлый голос внутри нее все сокрушался. Зачем он пришел, этот самый лорд. Зачем он был так настойчив и отыскал своего ребенка, тем самым обрекая Веронику на одиночество!
Нет, он не может забрать сына просто так. Джеки слишком мал, для него это будет страшным потрясением. Он боится чужих людей, испугается большого замка, будет плакать, возможно, начнет заикаться.
Джон осторожно протянул палец, и малыш инстинктивно ухватился за него во сне. Демон по имени Ревность впился в сердце Вероники. Раньше это неосознанное, сонное движение принадлежало только ей.
Она не выдержала и, размазывая слезы, торопливо вернулась в гостиную. Всхлипы душили ее, и Вероника не расслышала, как вслед за ней спустился и Джон. В серых глазах тоже стояли слезы.
— Он так вырос… он такой… такой… Господи, какое счастье!
Вероника молча кивнула и шмыгнула носом.
— Выпьете чего-нибудь?
— Виски. Спасибо…
Она молча налила янтарную жидкость в бокалы и, не глядя Джону в глаза, протянула ему один. Честно говоря, сейчас она одна могла осилить всю бутылку.
Ее рука заметно дрожала, но и рука Джона тоже, это ее удивило.
Вероника медленно подняла глаза и… остолбенела.
На нее смотрел совершенно другой человек. Мягкая, нежная улыбка освещала его красивое, породистое лицо, темно-серые глаза горели теплым светом, на высоких скулах играл легкий румянец. Любовь светилась в каждой черточке этого лица, невообразимо привлекательного и мужественного, и Вероника тонула в лучах этой любви.
— Садитесь, Джон! — холодно сказала она.
Очарование момента исчезло. Только что лорд Февершем пребывал в раю, и вот Вероника Картер собственными руками вернула его с небес на землю. Теперь на нее смотрел Большой Босс. Жесткий и безжалостный бизнесмен, добившийся высот своей железной волей. Он привык получать то, что хочет, и возвращать то, что ему принадлежит.
Вряд ли он при этом примет в расчет чувства Вероники Картер.
Бокал едва не выскользнул из ослабевших пальцев, и девушка поспешила поставить его на столик.
Надо с чего-то начинать. С чего? Ненавистный красавец-лорд небрежно раскинулся на диване, закинув ногу на ногу.
— Я так понимаю, именно вы заботились о мальчике? Я вам искренне благодарен.
Он послал Веронике холодную вежливую улыбку, а она только молча кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
—.. Можете быть уверены, что ваши труды будут соответствующим образом вознаграждены.
— Мне не нужны деньги. И благодарность ваша мне тоже не нужна.
Она едва сдерживала слезы ярости, глядя прямо ему в глаза. Джон невольно поежился под этим огненным фиолетовым взглядом.
Вероника знала, что хочет сказать. Прокричать, простонать, прошептать.
Оставь мне Джеки!
Она знала, что это невозможно, знала, что этому не суждено сбыться, но сердце рвалось на части, и в горле клокотал стон.
Лорд Февершем процедил сквозь зубы:
— Я благодарен вам, независимо от того, нужна ли вам моя благодарность.
Смешно, какие неожиданные вещи замечаешь в самый, казалось бы, неподходящий момент. Когда он говорил о Джеки, когда смотрел на него, спящего, его красивые большие руки двигались плавно и нежно, но теперь они сжались на колене, жилы набухли, под загорелой кожей четко прорисовались все сухожилия и мышцы… Руки бойца, руки воина.
Как они ласкают, эти руки?
Внезапный жар окатил Веронику с ног до головы. Это было чистой воды сексуальное желание, и девушка пришла в ужас, понимая это.
Если так пойдет и дальше, этот потрясающий красавец в момент обведет ее вокруг пальца, а она с радостью позволит это сделать, после чего он просто помашет ей рукой и уедет вместе с Джеки. Нет, даже и махать не будет. Будете вы махать на прощание мебели? Газовой плите? Стиральной машине? Нет, просто заплатите за свет и за газ, запрете дом и уедете. Вероника Картер для Джона Леконсфилда — всего лишь мебель.