Лето волков
Шрифт:
Подошли Дрозд и Степаха. Они осматривали подходы к реке.
– На Охотничьей тропе чисто, – сказал Дрозд. – Нашли лейтенанта?
– Помирает десь в лесу, – промямлил Сенька, дожевывая хлеб с салом.
– Ну, время, – буркнул Дрозд, взглянув на карманные часы.
Часы были золотые, округлые, луковица с именной гравировкой, не имеющей, впрочем, к Дрозду ни малейшего отношения.
– Погодь, – приказал Горелый.
Он внимательно осмотрел в бинокль противоположный берег. Изучил старые следы на песке, заросли верболоза, газогенераторку посреди Инши. Течение несло сухие сучья,
– Пошли! – скомандовал Горелый.
– Мы уже натаскались, – сказал Сенька. – Аж мозоля на плече.
– Ладно… Гедзь, Дрозд и Степаха! С пулеметом – на тот берег! Сенька, на дорогу!
Пулеметчики пошли по воде, медленно одолевая течение. Могучий Степаха, со станком на плече, возвышался над водой. Гедзь переносил сам пулемет, а Дрозд – короб с патронами. На середине река была по грудь. Иногда кто-то из них проваливался.
– За мной идить! – басил Степаха. – Вода поднялась. Промоины!
Горелый еще раз осмотрелся. В полусотне шагов, за его плечом, высился холм, подточенный рекой. С него то и дело в воду осыпался песок.
– Юрась, сгоняй на эту высотку. Проверь!
– Та никого там! Чего зря бегать? – Юрась, на правах любимца, держал себя с командиром вольно и даже дерзко.
– Сгоняй!
Юрась нехотя стал подниматься, с трудом одолевая песчаный подъем.
36
Иван пришел в себя. Руки его лежали в бочажине. Вокруг росла осока. Она прикрывала лейтенанта, но пулемет и сидор лежали чуть в стороне. Уже был виден край солнца. Лейтенант подтянул к себе, в заросли, «дегтярь». От этого усилия снова заволокло туманом сознание.
Оно вернулось, когда лейтенант услышал голос Юрася, поднимавшегося с другой, песчаной стороны холма.
– Выше идти?
– Иди, иди! – Голос, который приказывал, нельзя было спутать ни с чьим иным. Высокий, свистящий и вместе с тем с хрипотцой.
У Юрася ППШ, висящий на сгибе локтя, видимо, зачерпнул дулом песок. Лейтенант услышал ругательство, затем, можно было догадаться по звукам, Юрась извлек магазин, отвел рукоять, подобрал выпавший патрон и продул ствол и затворную коробку. Затем клацнула защелка вставшего на место магазина.
Эта заминка была для Ивана спасительной. Он вытер влажной ладонью лицо, чтобы окончательно прийти в себя, кое-как дотянулся до вещмешка и втащил его в осоку. Зелень мешка смешалась с зеленью травы. Иван полностью залез в бочажину и подогнул перевязанную ногу, которая была особенно заметна. Осока, затронутая движением, медленно выпрямлялась, подрагивала. Иван успокоил длинные травинки рукой.
Он проделал все это автоматически: его, как артразведчика-наблюдателя, учили быть незаметным. Кто плохо осваивал эту науку, выбывал после первого же задания. Часто навсегда.
Юрась, наверно, был на самой вершинке и оглядывал склоны. Увидит или нет? Вместе со страхом пришло чувство радости: приполз куда надо.
…Солнце, высунувшееся из-за леса, слепило Юрасю глаза. Приставив ладонь козырьком, Юрась осмотрел склон, полого уходящий к лесу. Поблескивали оконца бочажин. Постанывали лягушки. С другой стороны холм почти отвесно обрывался к реке. На той стороне, за кустом ивняка, Гедзь, Дрозд и Степаха устанавливали на треноге МГ.
Было тихо, даже благостно. Лес дышал запахом вереска. Юрась скрестил и развел руки, показывая командиру, что беспокоиться не о чем.
37
Внизу, у дороги, к Горелому и Юрасю подбежал Сенька:
– Едут! Трое! Бухгалтера взяли с собой. А этот, Попеленко-ястребок, у них на разведке. Смех! Карабин дрожит, и сам трясется!
Горелый зевнул. На том берегу пулеметчики уже установили в верболозе МГ. Ствол, высунувшись из кустов, смотрел на реку.
– Нехай в воду войдут, – сказал Горелый. – Трошки посмеемся.
Юрасю уже стало смешно: прикрыл ладошкой рот. Они встали за стволы осокорей.
38
Иван дополз до вершины. Отсюда был виден весь диск солнца и, далеко в обе стороны, река. По Инше плыл буреломный мусор. Взгляд задержался на полуторке. Лейтенант вгляделся. Из кабины торчали зеленые ветви. Течение играло с ними, заставляя то окунаться в воду, то выпрыгивать. Река сама принесла этот зеленый знак, который должен был показать, что подмога пришла. От бессилия и отчаяния Иван опустил голову.
…Попеленко, выйдя к реке, сразу увидел свежую ветку ольхи в кабине полуторки. Присмотревшись, заметил и пулемет на другом берегу. Хлопцы Гупана были на месте. Молодец лейтенант! Обернувшись к лесу, где, за деревьями, его сигнала ожидали Глумский и Яцко, Попеленко призывно взмахнул рукой. На песчаной дороге показалась телега. Яцко шагал сбоку, держа руку на мешках.
Глумский подвел лошадь к реке. Кобыла сунула губы в воду.
– Ветка в машине, – прошептал ястребок. – Вон пулемет: Гупан прибыл.
Глумский посмотрел на заросли верболоза. Никого не было видно. Но председатель знал, что его команда затаилась там и ждет.
– Ну, пошла!
Яцко влез на телегу и обхватил мешки руками, беспокоясь, чтобы на глубине их не унесло течением. Лебедка неохотно, чувствуя, что вода поднялась, вошла в речку. Глумский щелкнул кнутом.
Из-за деревьев наблюдали за переправой Горелый, Юрась и Сенька. Юрась хотел выйти на дорогу и удивить глухарчан. Горелый удержал его:
– Пусть дойдут до середины!
39
Трое глухарчан залегли в зарослях верболоза. Они видели, что Глумский погнал Лебедку в воду, и, стало быть, все идет как по писаному.
– Ты здесь, – прошептал Валерик Малясу и указал место, – ты, Прокоп Лексеич, там, я тут… Как начнется, к дороге – и огонь по клятому врагу!
– А где враг? – спросил Маляс.
– Враг себя проявит. На то он и враг!
Телега была уже посреди реки, недалеко от газогенераторки. Колеса скрылись в воде. Река забурчала, зашелестела, встретив новое препятствие. Лебедка обмахивалась хвостом, сея брызги. Неожиданно кобыла стала погружаться.