Лето волков
Шрифт:
– Стой! – это новый голос, где-то справа.
Черной тенью встает препятствие. Дерево поперек дороги. Шенкеля. Жеребец перемахивает через дерево, задев копытами ветви, но удержавшись в полете. Чья-то фигура возникает позади, очередь из автомата опаздывает, жеребец уносит всадника к спасительному изгибу лесной дороги.
Стреляют, не жалея патронов. Пули хлещут по веткам, секут щепу, щелкают о стволы и сучья. Стук автомату заглушает скоростной лай МГ. Вот эта штука действительно опасна. Двадцать пуль в секунду!
– Ушел, гад! – раздается голос Гедзя.
И
– Справный!
Жеребец чуть замедляет ход, вывернув голову. Храпит. Лейтенант снова бьет плетью. Конь дергается и возобновляет свой бешеный бег. Изгиб дороги уже совсем рядом, но две-три секунды потеряны.
– Справный!
Жеребец отвечает ржанием. Он узнал бывшего хозяина. Сзади светится огонек пулемета. Ему вторит ППШ. Стреляют на звук.
Одна из пуль звучно впивается в бок Справного, вторая ударяет лейтенанту в спину, но почему-то боли нет, а только ощущение удара тяжелой ладонью. Конь, к счастью для седока, заваливается не сразу. Еще бежит, но уже как бы попав в трясину, сдерживающую бег, и, наконец, идет как-то боком, за дорогу, и падает, ломая подрост. Придавливает ногу Ивана. Лейтенант вскрикивает. Конь, лежа на боку, бьется, пытаясь встать: это дает возможность высвободиться.
…Голова Ивана превратилась в улей: гул мешал понять, что произошло и что он должен теперь сделать. Все же понял: «дегтярь»! Спину ничто не отягощало, кроме сидора. Несмотря на прочный ремень, пулемет отлетел в сторону. Иван ползает, шаря руками в траве и кустах. На дороге слышны голоса. Лейтенант хочет уже оставить «дегтярь», но рука натыкается на холодный металл кожуха.
Пулемет с ним. А магазины с патронами. Один в сидоре, это уже хорошо. Он расстегивает суму на боку тяжело дышащего Справного. Достает второй, сует за пазуху. Третий недоступен: лежит под лошадью.
Голоса приближаются…
32
Гедзь снял ствол МГ с плеча Сеньки, который все еще стоял, заткнув пальцами уши и зажмурившись.
– Все! – прокричал ему в висок Степаха. – Уши протри! Пошли скорей!
Впереди, в полусотне шагов, маячили фигуры Горелого и Юрася.
– А чего было? – спросил оглушенный Сенька.
– «Чего»! Попали в лейтенанта, можешь танцевать.
Но Сенька танцевать не собирался. Подобрал свой десантный карабин, повесил на плечо. Степаха взвалил ему на второе плечо треногу от МГ, а сам взял пулемет. Гедзь тащил в руке короб с лентой. Потрусили за остальными.
– Где-то тут грохнулся, – шепотом произнес Юрась.
– По какую сторону?
– Черт его разберет!
Они шарили сапогами, сминая траву и мелкий кустарник.
– А конь вспомнил вас! – сказал Горелому Юрась. – Слышал: заржал!
– Слышал, так найди! Конь не иголка.
– Найдем! А лейтенант ойкнул: может, и в него попало!
– Хватит болтать. Сенька, у тебя фонарик?
Запыхавшийся Сенька, придерживая треногу, долго искал фонарик.
– Чего возишься, недотепа?
– Так полтора пуда на плече, да этот немецкий черт, пять кило!
Наконец вспыхнул луч, обежал обочину, метнулся вглубь.
– Пусто, – Дрозд раздвигал кусты стволом карабина.
Вдруг, на другой стороне дороги, тяжело вздохнул жеребец, копыто ударило в землю. Даже шум леса не смог заглушить эти звуки.
– Пошли! – скомандовал Горелый.
Они пересекли дорогу. Сапоги мяли сочную траву, ломали сухие сучья.
– Конь! – закричал Юрась. – Вот он! А этот… уполз!
– Теперь тихо! – приказал Горелый. – Далеко не уйдет. Слушайте!
33
Иван, волоча пулемет, старался отползти подальше. На полуминутном привале ощупал ногу. Перелома не было. Просто вывих в колене или растяжение. Скорее дальше! Магазин, как назло, выскользнул из-под полы. Он сел, снял сидор. И только тут, ощупав диск, понял, что ударило его в спину. Пуля косо прошлась по тарелке «дегтяря» и вспорола металл. Это спасло его, но свело запас к одной тарелке. Хорошо, что ему достались магазины старого типа, на сорок девять патронов. Два лишних выстрела много значат.
В лес, в глубину! Ползти дальше! На дороге вспыхнул фонарик, голоса стали отдаляться. Неужели пойдут в другую сторону? Нет, они вернулись.
Лейтенанту помогал шум леса. Деревья качались, иногда с треском падали сучья. Неосторожное движение Ивана, когда рука или пулемет ломали какой-нибудь сухой стебель или старую ветку, хруст сливался с общим лесным звучанием.
Он не понимал, сколько времени стелется по земле, волоча с собой «дегтярь». Руки болели от заноз и порезов. Ватник намок от росы, но влага не одолела председателеву жилетку. Внутри, под рубахой, было сухо и жарко, будто угольев из костра насыпали.
Показалось, что голоса прозвучали где-то впереди, в том направлении, куда он полз. Надо было переждать.
Он затих. Голоса бродили вокруг, и иногда луч фонарика выхватывал вершины деревьев и ветки над головой. Потом он понял, что фонарь стал светить слабее, а небо чуть поголубело. Если они продолжат поиски, то рассвет сыграет роль предателя и выдаст его.
Зашевелилась и пропищала что-то, проверяя горло, зеленушка. И тут явился самый главный предатель – приступ кашля. Сначала легкое царапанье, потом когти существа, сидевшего внутри, стали злее и яростнее.
Он зажал рот ладонью, свернулся калачом, стараясь придушить приступ, но не смог совладать с ним. Его затрясло, руку отбило от губ словно ударом воздуха от близкого разрыва, и лающий кашель, не похожий ни на какие иные лесные звуки, вырвался в зарождающийся рассвет.
Те, кто искал его, словно ждали этого. Автоматы и карабины ударили с разных сторон, метя в его кашель и, стало быть, в грудь. Полетела щепа, заныли, рикошетя, пули. В грудь не попали, но одна из пуль ударила в голень здоровой ноги, которая так помогала ему во время передвижения ползком.