Лето
Шрифт:
— Это первая хорошая новость за много дней, я приглашаю тебя съесть настоящую пиццу, в настоящей пиццерии.
Мы пошли туда пешком. Я опирался на нее. Я снова дрожал, только теперь от счастья.
Пока она изучала меню, я заказал две рюмки анисового ликера и красного вина.
Вдруг она посмотрела мне в глаза.
— Он приходил к тебе?
— Кто?
— Альтона.
— А в чем дело?
— Он сбежал. Я вернулась два дня назад, и его не было. Он исчез вместе со всеми своими вещами.
— Скатертью дорога!
—
В ее глазах нарастала тревога.
— Ты должна быть довольна… Ты же этого хотела?
— Я была уверена, что вы встретились. На него это не похоже.
Я опрокинул рюмку.
— Зачем, по-твоему, ему нужно было приходить ко мне? Я для него самый ненавистный человек на свете.
Мы съели две пиццы, я заказал еще вина. Ресторан был совсем крошечным. Было очень жарко, особенно там, где мы сидели, рядом с печью.
— Пойдем отсюда, — сказала она мне, — мне нужен воздух, мне нехорошо.
— Мне тоже плохо. Это из-за жары.
— Из-за жары и спиртного.
Я расплатился, и мы пошли гулять по улицам. Теперь уже она опиралась на меня, а я благодарил спиртное и жару.
— Ты далеко уезжала? — спросил я ее. — Ты могла бы мне позвонить.
— Мне все хуже и хуже.
Она выпустила мою руку и бросилась в какой-то двор. Я пошел за ней следом. Она была в самом темном углу, согнувшись пополам, ее рвало, прямо выворачивало. Я поддержал ее за голову.
— Оставь меня, мне стыдно, — буркнула она.
Я отвернулся и выплеснул наружу все, что было у меня в желудке.
Несколько бесконечных минут мы по очереди выблевывали пиццу. Запах был такой мерзкий и нам было так плохо, что мы даже рассмеялись. Какой-то человек хлопнул ставнями и заорал: «Вы, ублюдки, убирайтесь блевать в другое место!»
Мы вышли из двора, вытирая рот листьями, которые я вырывал из живой изгороди. Под первым же фонарем мы поняли, что наша обувь вся в вине и помидорах. Я вернулся во двор и нарвал еще пучок листьев.
Даже пьяный и грязный, я бы принял вечные муки из-за нее. Я укусил ее за ногу, когда чистил ее ботинки. Я был обречен.
Она отскочила назад. Я попытался прижать ее к дереву, мне так нужна была ее грудь. Коленом и руками она оттолкнула меня.
— Ты не видишь, что я сгораю от стыда? — закричала она. — Ты не захочешь целовать меня, я отвратительна, от меня плохо пахнет!
— От меня тоже плохо пахнет. Пойдем примем душ.
— Проводи меня до машины, в таком состоянии, как я, женщине нужно побыть одной. Мне нужен не один душ, а десять! Целый тюбик зубной пасты и целый флакон туалетной воды! Я тебе позвоню, когда на меня можно будет смотреть.
Двадцать четыре часа я сидел у телефона, с бутылкой анисового ликера в руке. Я был обречен.
Чем сильнее ждешь кого-то, тем позже дожидаешься. Я спустился в кафе напротив и решил ждать ее там.
Каждые пятнадцать минут я заходил в телефонную будку и набирал ее номер. Никого.
Люди появляются тогда, когда их больше не ждешь. Особенно Сильвия. Я заснул прямо на столе, за стеклом кафе. Она тряхнула меня.
— Я звонила тебе в дверь, а сюда зашла случайно, купить сигарет.
Она вся светилась.
— Выпьем что-нибудь?
— Нет, я зареклась. У меня нет столько денег, чтобы выкидывать каждый день по паре туфель. Пойдем к тебе, заодно ты побреешься.
Я дотронулся до своей щеки. Это была далеко не щека младенца. Мы вышли из кафе. Хозяин, наверное, удивлялся, что такая красивая и утонченная девушка могла делать рядом с таким типом, как я. Я также удивлялся несколькими неделями раньше, когда разглядывал физиономию Альтона. Наверное, ей нравились бродяги. Поднимаясь за ней по лестнице и глядя на ее слишком стройные, слишком красивые ноги, я вдруг понял, что, наверное, ей должно нравиться, когда мужчины превращаются в бродяг из-за нее. Из-за ее ног, из-за ее хитрых уловок, из-за ее прекрасных и жестоких глаз.
Побриться я не успел. Я только закрыл дверь, как она тут же встала передо мной. Ее лицо вдруг стало натянутым, сухим. Она бросила мне:
— Я не понимаю, почему он уехал. Я уверена, что ты что-то от меня скрываешь.
— Послушай, ты пришла сюда все-таки не для того, чтобы говорить о нем… Две недели назад он был чудовищем, сегодня ты без него жить не можешь! Если тебе нравится, когда тебя бьют, если это для тебя часть жизни, давай, беги за ним и прекрати меня мучить!
— Я просто хочу знать, встретились ли вы.
— Ты уверена в том, что знаешь, чего хочешь? Это ты велела ему убираться из твоей квартиры вместе со всеми вещами! Разве не из-за него ты разбила себе лоб? Разве ты уехала не потому, что боялась?
В эту секунду ее глаза были словно стальные. Она ответила мне, чеканя каждое слово:
— Это не из-за него у меня синяк на лбу, и я никогда не просила его уехать. Ни разу в жизни он не поднял на меня руку, я бы этого не стерпела.
У меня подкосились ноги. Я не понимал, что она говорит. Я снова увидел ее волчью улыбку.
— Послушай, Сильвия, ведь он тебя ударил не в первый раз… В ту ночь, когда мы занимались здесь любовью, он искромсал все твои платья, выкинул в окно твоего кота и чуть не перерезал тебе горло! Разве не ты мне все это рассказала?
— Да, рассказала, но это все неправда! Я все это придумала. Моего кота никогда не выкидывали в окно. На лбу у меня был синяк, потому что я не заметила стеклянную дверь в супермаркете, и он никогда бы не осмелился приставить мне нож к горлу. Ты в это поверил, именно этого я и добивалась.