Летом сорок первого
Шрифт:
Все трое прошли в распахнутые двери. Канарис уступил дорогу Гиммлеру, а Шелленберг – адмиралу.
В громадном кабинете фюрера каждый, кто в него входил, невольно ощущал себя мелкой сошкой, песчинкой в громадном мире.
Все трое приблизились к массивному письменному столу. Со стены куда-то в пространство взирал царственный Фридрих II.
На столе лежала крупномасштабная карта восточной части России с нанесенным на ней положением германских войск. Судя по карте, уже взят и Коленёк. Канарис знал, что передовые танковые группы ворвались в Смоленск и сейчас идет битва за этот крупный русский город, который еще Наполеон называл ключами Москвы. Штабисты же, еще до окончания битвы за город, как отметил адмирал, уже поспешили пометить его покоренным.
Гитлер, уперевшись ладонями в стол, нахохлившись, не поднимая головы, словно не замечая вошедших, рассматривал карту. Канарис чутьем старого разведчика отметил, что фюрер, несмотря на большие успехи на Восточном фронте, чем-то раздражен, и неприязнь его возникла из-за чего-то, что произошло именно там, в далекой отсюда России. Гитлер продолжал молчать. Прядь волос упала на лоб, рот плотно сжат, словно фюрер сдерживал раздражение, но углы губ мелко и судорожно подрагивали.
Вошедшие застыли, не решаясь первыми нарушить молчание.
Так прошло несколько томительных минут.
Наконец, словно бы нехотя, Гитлер поднял голову, и тусклые глаза его с расширенными зрачками устремились куда-то мимо них, в мировую пустоту. Потом, как будто бы в глазах вспыхнули лампочки, словно что-то внутри вождя включилось, рождая энергию. В глазах запрыгали огни, а землистое лицо стало еще темнее.
– Как понимать это? – фюрер выразительно постучал костяшками пальцев по месту на карте, где синим карандашом был обведен русский город Орша. – Как понимать, спрашиваю вас?
Схватив из кожаной папки листы, он негодующе швырнул их в лица вошедшим. Листы, словно снежные хлопья, обдав холодом, мягко опустились на лакированный узорный пол.
– Вчера мне сообщили о новых русских танках! С ними, оказывается, не может бороться наша противотанковая артиллерия! Эти танки как ни в чем не бывало прошли через боевые порядки седьмой пехотной дивизии, беспрепятственно достигли артиллерийских позиций и буквально раздавили находившиеся там орудия! Я представляю, какое моральное состояние может возникнуть у наших доблестных пехотинцев! У них же, чего доброго, может появиться обыкновенная танкобоязнь! И все по вашей милости, потому что ваши хваленые разведчики даже не узрели, что русские у них под носом создали новые танки!
Канарис понимал, что камни летели, главным образом, в его огород. Фюрер бил по его ведомству и попутно наотмашь хлестал политическую разведку Шелленберга, занимавшуюся и промышленным шпионажем. Впрочем, точных сведений о том, что происходит за стенами Кремля, ни Канарис, ни Шелленберг никогда не получали. О планах и намерениях советских руководителей они часто судили на основании отрывочных сведений, добытых их агентами на Западе.
– А это еще что? У русских, оказывается, появилось какое-то таинственное секретное оружие! – Гитлер вынул из папки донесения и стал читать их вслух: «Русские имеют автоматическую многоствольную огнеметную пушку», «Русские применяют новый вид оружия, стреляющего реактивными снарядами», «Из одной пушки в течение трех-пяти секунд может быть произведено большое количество выстрелов ракетообразными снарядами». – Он и эти донесения с фронта швырнул им в лицо. – Вас бы туда, под эти снаряды, тогда, может быть, стали бы работать по-настоящему!
Гитлер, теряя власть над собой, стучал по карте, топал ногами и требовал немедленно, в ближайшие дни, привезти, доставить с фронта сюда, в Берлин, эти страшные новые русские орудия и выставить их для всеобщего обозрения перед воротами имперской канцелярии.
О новом артиллерийском оружии русских Канарис ничего не знал. Судя по всему, о нем не подозревал и Шелленберг. Что же касается новых советских танков Т-34 и КB, то он сам докладывал о них фюреру и тот уже забыл об этом, поскольку тогда не придал этому сообщению значения, считая, что русская промышленность не может тягаться с немецкой и создать что-либо, превосходящее лучшие образцы германской техники. Теперь же, с появлением на Восточном фронте таинственной артиллерийской установки, фюрер припомнил и о танках.
Канарис понимал, что немецкая разведка проморгала появление нового мощного оружия. О нем никто ничего не знал. Оно появилось внезапно и произвело ошеломляющее впечатление. Если бы не победное продвижение в глубь России танковых группировок, кинжальные острия которых нацеливались на красную столицу, то реакция на русскую новинку в войсках была бы соответствующей и далеко не радостной.
Вот почему, вернувшись из рейхсканцелярии, адмирал закрылся в своем кабинете и приказал к себе никого не впускать.
Нужно было срочно действовать. Быстро и решительно. Предпринять энергичные меры, поднять на ноги всех агентов и засланных разведчиков, пойти на любые жертвы, но узнать все подробности, все характеристики нового оружия и, выполняя приказ фюрера, в ближайшее же время доставить таинственное орудие в Берлин.
Канарис понимал, что служба безопасности не будет сторонним наблюдателем, что люди Шелленберга постараются опередить военную разведку и утереть нос ему, шефу абвера, чтобы выслужиться перед Гитлером.
Понемногу успокаиваясь, адмирал стал сосредоточенно думать, припоминать многие мелкие факты, которым он в свое время не придал должного значения. Память у него была отличной, она, словно картотека архива, хранила многие детали и подробности, и шеф разведки мысленно просеивал, перебирал в уме своих наиболее надежных и заслуженных агентов, имевших дело с Россией. И тут он вспомнил о полковнике Бертольде Франце Дельбрюке, много пожившем и много добывшем в Советской России, который таинственно исчез буквально перед самой войной.
Нажав кнопку звонка, Канарис повелел адъютанту срочно принести лично досье полковника.
Через несколько минут пухлое досье лежало перед адмиралом. Он раскрыл последние страницы. Пробежал глазами донесения. Задержал взгляд на самом последнем, в котором опытный шпион, извещая о том, что возвращается на родину, делал прозрачные намеки, что не с пустыми руками. Вчитываясь в эти строки, Канарис с ужасом обнаружил, что полковнику Дельбрюку было что-то известно о новом артиллерийском оружии русских, но в его деятельность нахально вмешались люди из службы безопасности, и, боясь быть нагло обворованным, Дельбрюк вез все бумаги с собой. В Берлин же он так и не прибыл...