Летом в Париже теплее
Шрифт:
Перед «Олимпией» царило жгучее веселье – парижане отдыхали и расслаблялись на полную катушку. Смазливый паренек, которого Яна вначале приняла за просящего милостыню бедняка, разговаривал по сотовому, усевшись прямо на тротуаре. Группы молодых людей и девушек, жестикулируя и дергаясь от смеха, стояли по обе стороны от входа. Их силуэты немного загораживали два панно, воспроизводящих полотна Тулуз-Лотрека. Дамы, под руку с солидными мужчинами, распространяя волны одуряющих ароматов, сверкая бриллиантами, поражая элегантностью манто, дефилировали ко входу.
Фойе мюзик-холла встретило Яну и Эльвиру приглушенным светом многочисленных
Он был задрапирован темно-красным бархатом, что только усилило чувство погружения в огненную бездну страсти и веселья. Рубинового цвета скатерти застилали круглые столики, где, озаряемые мягким светом ламп, прикрытых алыми абажурами, стояли приборы для двух персон. Лучи широкими ручейками стекали с белых тарелок, плескались в пустых бокалах. Атмосфере роскоши и уюта, оттененной миллионом изысканных деталей, в том числе и розовыми салфетками, башенками замершими на тарелках, придавали пикантность мерцающие на стенах панно Лотрека.
Подтянутый, немного чопорный мужчина во фраке, с гладко выбритым, отливающим синевой лицом, показал Яне и Эльвире их места, не преминув пожелать прекрасного вечера. На своем столе, располагавшемся недалеко от сцены, они нашли высокий узкий графинчик с ликером и – кроме перевернутых довольно массивных фужеров – две маленькие изящные рюмочки. Эльвира тут же наполнила их розоватой жидкостью, пахнущей земляникой, и провозгласила тост:
– За Париж!
Яна усмехнулась про себя и пригубила ликер. Эльвира же осушила рюмку до дна и вскоре по ее лицу, на котором резвились красные зайчики, растеклась довольная улыбка. Она почмокала губами.
– Божественно!
Зал быстро заполнялся. Посетители без спешки и суеты усаживались на свои места, не переставая болтать друг с другом. Рядом с Яной и Эльвирой по одну сторону приземлились одетые по-парадному пожилые супруги из числа коренной парижской буржуазии, по другую – два молодых человека. Эльвира скосила на них глаза и, наклонившись через стол шепнула Яне:
– Спорим, что геи?
Яна пожала плечами. Геи так геи – она не имела ничего против. Ее это не касалось.
Официанты стали разносить вино и закуски. Их было приличное количество, так что со своей благородной миссией они справились минут за двадцать. А потом освещение в зале стало тускнеть, как в театре, в то время как пространство сцены окутал оранжеватый ореол. Послышался нестройный гул оркестра. И еще минуты через три заиграла праздничная увертюра.
Занавес таинственно шелохнулся и стремительно взвился, открывая залитую густым синим светом сцену. Потом в центр упало ярко желтое пятно от софита и из-за кулис вприпрыжку выбежал ведущий – худощавый, одетый в серебристый фрак и белые брюки мужчина с лысеющей головой и повадками дамского угодника. Он затараторил, задергался, наполняя голубой воздух сцены пламенной жестикуляцией и рокотом слов. Он шутил, иронизировал, информировал о программе вечера, напевал, восторгался женскими туалетами, сиянием женских глаз, благодарил, щедро одаривая улыбками, публику за решение скоротать вечер в «Олимпии».
Грянула музыка, умолкшая с появлением конферансье. Теперь это был веселый канкан. На сцену выскочили девушки в черном нижнем белье и чулках. Встав в ряд, они принялись лихо задирать ноги, издавая при этом зажигательно-плотоядные возгласы.
Яна краем глаза посмотрела на Эльвиру, продолжавшую коситься на парней, и, повернув голову, углубилась взглядом в рдеющее пространство зала. И тут чуть не подскочила. У правой стены, метрах в двадцати от себя, она увидела знакомое лицо: бледное, сосредоточенно-напряженное, гордое, почти злое. Взгляд исподлобья, капризно надутые губы, продолговатые жесткие глаза.
Яна вздрогнула, словно по ее телу прошел электрический ток. Она интуитивно почувствовала, что именно это лицо она видела час назад, когда они с Эльвирой шли к такси.
Да, это была Рита. Яна закрыла глаза, потом открыла. Рита не исчезла. Более того, Янины глаза различили детали ее облика. Светлое платье с глубоким вырезом, уходящим к животу смелым острым углом, открывало ее ключицы и боковые полуокружья грудей. На шее что-то блестело. По лицу метались алые язычки, делая ее похожей на больную чахоткой героиню Ремарка. Тонкие руки были сцеплены, тень от их зигзага чернела на красной стене. Рядом с ней, вполоборота к сцене, сидел дородный темноволосый мужчина в белой рубашке с бабочкой и черном пиджаке. Он выглядел лет на сорок пять. На его холеном, немного одутловатом лице застыло выражение сытого умиротворения. Яна чувствовала растерянность. Что теперь делать? «Ничего», – мысленно ответила она себе.
Яна решила ждать, наблюдать. Потом она что-нибудь придумает. Вслед за угасшим волнением к ней пришла радость. Невидимая нить Ариадны вела ее в опасный лабиринт. Значит, неспроста туристическая группа высадилась на пляс д`Опера и Муза Григорьевна упомянула об этом мюзик-холле. «Олимпия» стала вехой на пути к разгадке. Но это слово, этот символ многослоен, – чувствовала Яна. Еще одна разгадка, связанная с живописью Мане, ждала ее. Где, когда предстанет перед ней вся правда? У Яны стало покалывать сердце. Чтобы разрядиться она предложила Эльвире отведать наконец вина. Та была поглощена переглядыванием с парнем в жилете. Не успела Яна коснуться бутылки «Шато Добьяк», как шатен подозвал официанта и, шепнув ему пару слов, кивнул на столик Яны и Эльвиры.
– Господа спрашивают разрешение присоединиться к вам, – сказал подошедший официант, – если вы согласны, можно было бы сдвинуть ваши столики.
– Это возможно? – просияла Эльвира.
Яна подняла глаза к потолку. Черт, что еще придумала эта экспансивная бабенка!?
– Да, – ответил официант Эльвире, – тем более что вы сидите рядом.
Он и еще один верзила в белой рубашке, черном жилете и бабочке подхватили столик, за которым сидели парни. Те встали заранее и, улыбаясь, перенесли стулья.
– Bonsoir, – услышала Яна задорный тенор шатена в фиолетовой рубашке, – прекрасный вечер! Увидев вас, мы поняли, что он вдвойне прекрасен. Меня зовут Жан, а это мой друг Люсьен.
– Вы не в обиде на нас за то, что мы взяли на себя смелость предложить столь простое решение? – улыбнулся Люсьен.
– Мы из России, – неожиданно выпалила Эльвира, хлопая глазами, – но в Париже не в первый раз.
– Это сразу заметно, – поддержал разговор брюнет в жилете, – у вас отменный вкус.
– Эльвира, – протянула она Люсьену руку и тот с небрежным изяществом поцеловал тыльную поверхность ладони, – а это моя подруга Яна.