Летопись Аляски
Шрифт:
Ротчев вышел навстречу гостю, и Лаплас потом отметил, что переводчик мольеровского «Мнимого больного», закинутый на берег Нового Альбиона, в совершенстве знал несколько языков, не говоря уже о французском. Лапласу оставалось только удивляться тому, что этот русский сочетает поэзию с постройкой скотных дворов, разведением свиней и овец. Полевые орудия большого калибра стояли у двух крепостных ворот, пушки меньшего размера были расставлены вокруг поселения.
В тот год под начальством А. Ротчева в Россе находилось сорок четыре русских, шестнадцать креолов, шестьдесят три алеута. Эти люди заготовили в течение года семьдесят пудов масла, более
Упорные «бостонцы» уже владели лучшими полями вокруг залива Бодега, где по свежим пашням расхаживали черные воробьи «чанаты». Это были как раз те долины, которые просил Врангель у мексиканского правительства и которых он не мог получить из-за упрямства Николая I. И Российско-Американская компания писала, что форт Росс погибает:
«Прилежащие к морю места по свойству климата обуреваются периодическими NW ветрами с весны до зимы, которые гонят туманы и осаживают оные у высоких берегов и гор; за горами – но более 5 верст от крепости – ясное небо, благорастворенный воздух и вечная зелень лавров...» – замечал летописец форта Росс.
У людей, открывших эту землю обетованную, было всего лишь восемьдесят восемь десятин посевов пшеницы и ячменя в пасмурной приморской полосе. О золотых долинах Славянки и Бодега, о странах за горами нечего было и думать. И Росс стоял в страшном своем одиночестве у подножья приморских гор. Сердцу Ротчева, очень любившего Росс, созвучны были тогда самые горькие песня Байрона, которые он переводил на берегу Нового Альбиона.
Чувствительный М. Лаплас рассказывал в Европе о необычайной жизни горсти русских смельчаков под сенью горных дубов. В это самое время появился злой гений Калифорнии – Иоганн Август Зутер, он же Сеттер, Сутер и Саттер... Мы еще расскажем о нем.
...14 апреля 1838 года соратник Баранова, директор Российско-Американской компании, член-корреспондент Академии наук Кирилл Хлебников шел пешком из знаменитого дома у Синего моста в департамент корабельных лесов. Там он застал Фердинанда Врангеля и штурмана Васильева, героя Кускоквима. Старые друзья говорили о делах Аляски, о новых походах и открытиях в Новом Свете. Когда Хлебников собрался уходить, Васильев пошел его провожать. Вдруг Хлебников пошатнулся, упал на булыжники Грязной улицы. Его долго приводили в чувство, но он впал в забытье и к ночи скончался в доме Врангеля. Так оборвалась жизнь одного из великанов Русской Америки.
Последние годы жизни К. Т. Хлебников посвятил перу. Он создал «Жизнеописание Баранова». В плюшаровском «Энциклопедическом лексиконе» часто появлялись его статьи и заметки об Америке и Камчатке.
Кирилл Хлебников составил подробное описание форта Росс. Оно было напечатано в 1861 году, в третьем выпуске «Материалов для истории русских заселений по берегам Восточного океана», изданных редакцией «Морского сборника». В заключительных строках этого очерка К. Т. Хлебников настаивал на уточнении границ русского владения в Северной Калифорнии.
«Границами округа российского заселения около Росса, со стороны Калифорнии, судя по местным обстоятельствам, желательно бы было назначить речку Ливантулу, впадающую в залив Большой Бодега. Вдоль берега к северу полезно было бы выговорить протяжение земли на два градуса... начиная от Росса, пространство северо-западного берега Америки даже до реки Колумбии не занято еще ни одною державою», – свидетельствовал седой герой Русской Америки.
Хлебников описал свою жизнь, жизнь простого русского человека, которому дано было видеть мир от киргиз-кайсацких степей, где он бывал в юности, до Перу, от маленького городка Кунгура до Бразилии. Умудренным в старости взором он окидывал свою жизнь. Он писал об аляскинских белоголовых орлах, о летучих рыбах тропических морей, о гватемальских крокодилах, лежавших на дне реки, подобно бревнам. Он побывал на Сандвичевых островах, о которых Шелихов лишь мечтал.
«...Увидев Петербург и Кронштадт, я представляю себе великого их зиждителя; при воззрении на Юный Свет следую за Коломбом; в Перу вспоминаю Пизарро и Лас-Казаса; в Чили – Вальдивию; взглянув на Чимборазо – прославляю Гумбольдта; но с первым шагом в Сибирь приветствую Ермака; в Кадьяке – Шелихова и на северо-западных берегах Америки – Баранова...» – так писал Кирилл Хлебников.
Урал, Сибирь, Чукотка, Камчатка, Калифорния, Океания – в этих необъятных просторах пролегал путь Хлебникова. Если Шелихов дошел до Аляски, если люди Баранова достигли Калифорнии, то Хлебников шагнул дальше всех своих современников.
«Соседи Камчатки Америка, Курильские острова и Китай», – писал Пушкин в год своей смерти, работая над книгой Крашенинникова, изучая камчатские народные предания и перечитывая записи Шелихова. Хлебников тянулся к Пушкину, великому поэту и русскому человеку, зачарованному сказаниями о дальних странах.
Еще 7 января 1837 года Кирилл Хлебников посылал Пушкину рукопись своего «Введения в историческое обозрение российских владений в Америке...». Пушкин в это время жил подвигами Владимира Атласова – «камчатского Ермака», как он его называл, и в книге Крашенинникова читал о вулканах Аляски, о Кенайском заливе, о сумрачных лесах Новоархангельска.
...Мне удалось отыскать архив Хлебникова, подлинный клад для всех тех, кто изучает или еще будет изучать жизнь первых русских исследователей Нового Света.
VII
Настало время, когда креол Александр Кашеваров, поручик корпуса флотских штурманов, прославил свое имя беспримерным походом во льдах. Летом 1838 года он ступил на приполярные луга, раскинувшиеся вокруг мыса Лисбурн на севере Нового Света. Спутник Кашеварова, бывалый толмач Феофан Утуктан, показал рукой на северо-восток; там лежит мыс Барроу. С Кашеваровым было двадцать самых смелых креолов и алеутов. Они достигли Барроу, который можно было узнать по обилию китовых ребер, нагроможденных вокруг эскимосских хижин. Александр Кашеваров пробился на восток от мыса на тридцать морских миль.
На обратном пути отряд Кашеварова едва не был перебит эскимосами. Они толпами сходились к мысу Барроу, трясли копьями, угрожали стрелами. Так было когда-то и с отрядом Франклина близ устья Макензи... Эскимосы заставили бриг «Полифем» укрыться в заливе Коцебу. Кашеварову пришлось идти сквозь льды на кожаных байдарах. Он вел опись побережья и во время похода открыл заливы Купреянова и Прокофьева, мысы Степового и Врангеля. Так креол Кашеваров обошел на байдарах крайний северо-западный угол Нового Света. Мир знает о путях Франклина, но кто вспоминает подвиг Кашеварова?