Летопись голодной стали. Ростки зла
Шрифт:
Ближе к полудню, когда морок рассеялся и тонкие лучи солнца пробились сквозь хмурое пасмурное небо, огромная повозка переехала длинный каменный мост через протекающую с севера на юг реку, скребя камень скрипящими большими деревянными колёсами, и тащилась вдоль лесного массива из высоченных хвойных деревьев.
Посол стал чувствовать себя уютнее. С отступлением утреннего морозящего холодка пришло небольшое дневное тепло, и его настроение заметно улучшилось. Раскинувшись на скамье, опёршись спиной об опоры навеса повозки, но всё ещё плотно укутываясь в свою плащёвку, посол с занимательным интересом оглядывал близлежащие окрестности, которые сейчас виднелись отчётливо. Вдалеке, по левую руку
Пробежав взглядом по горизонту, посол осмотрел протекающие в обратную сторону кроны толстых хвойных деревьев, что словно стеной лились на север в движении, противоположном повозки. Взгляд его остановился на всаднике, что поравнялся рядом и спокойно ехал, молча взирая на дорогу спереди. Посол с интересом осмотрел человека. Мужчине с виду было больше тридцати, его треугольное лицо, покрытое небритой светлой щетиной, было худым, скулистым и в некоторых местах изрезанным тоненькими полосками шрамов, оставленных от резаных ран – под правым глазом, на левой скуле и в районе переносицы. С первого взгляда этот мужчина выглядел старше своих лет.
Всадник этот внушал холод и даже немного отвращение. Его взгляд серых стеклянных глаз был хладнокровен, словно глаза эти не живого человека, а холодного трупа. Грубые, длинные светлые волосы спадали на кожаные наплечники. Его торс покрывал кожаный нагрудник, нацепленный поверх тонкой, уже потемневшей и в некоторых местах потёртой кольчуги. На левом боку, постукивая о толстое туловище бурого мерина при каждом стуке подкованного копыта, свисал в ножнах худой меч. Это было не единственное оружие. На груди и под боками на ремнях были закреплены ножны кинжалов, метательных ножей и боевые маленькие крюки из стали. Всадник с ног до головы был обвешан холодным оружием.
Такое лицо – странное, молчаливое и внушающее подозрение – было не единственным. Впрочем, такое описание под стать всем наёмникам. А их было тут не менее восьми. И все словно на одно лицо, у всех одинаковая броня, но разный тон взглядов. Был среди них и ещё совсем молодой и зелёный парень, что робко восседал на своём белом скакуне. Ехал он посередине колоны молчаливых воителей. Замыкал её очередь хмурый и русоволосый мужчина, лет тридцати пяти. Здоровый, с молотом за спиной наперевес и курящий табачную трубку.
Изучив внимательно рядом едущего человека, посол слабо ухмыльнулся. Тот даже не удосужился ответным взглядом, хоть и не обратил внимания на то, что его пристально разглядывают. Даже если бы и узнал это, то всё равно не ответил бы. Ибо к чёрту смотреть на человека в ответ. Наёмнику это дело совершенно не нравилось, не нравилось и общество таких вот высокочтимых ублюдков, задницу которых необходимо защищать вплоть до самой столицы, до конца их длинного и нудного пути. Вдоволь наёмник повидал подобных лиц. Ряженные в дорогие балахоны, корчащие из себя важных персон и превозносящие себя выше остальных. Эти честолюбивые морды уверены, что мир выстроен только для них, и что их положение и авторитет властвуют над сердцами и умами всех живущих, кто ниже их по статусной лестнице. Однако всё в мире решают обстоятельства. Они имеют реальную власть, ибо жизнь не прогибается под напыщенными холуями. Честолюбивые эгоисты, когда их иллюзии всемогущества и безнаказанности рассеиваются, как здешний утренний морок днём, падают дольше и бьются о дно больнее, чем те, кто проще взирает на
Всадник ехал спокойно. Его острый боковой взор уловил внимание посла, но человек сохранил хладнокровную осанку, и лишь под видом сконцентрированной бдительности, как и подобает охраннику элитного королевского конвоя, перевёл взгляд на непрекращающуюся стену деревьев справа, что тянулась за расстилающейся небольшой полянкой, покрытой ковром желтоватой пышной травы.
Выдержав молчаливую паузу и переведя взгляд на горизонт уходящей вперёд дороги, посол спросил:
– Ты командир?
Наёмник осмотрел горизонт деревьев, после чего перевёл взгляд на дорогу.
– Отвечающий за отряд на время нашего задания. – Человек ответил без желания, низким хрипловатым голосом.
– Стоит признать, что задание весьма важное вам досталось – охрана важного лица в дороге, на которой может произойти всё что угодно. С самого начала пути вы все хмурые и чрез меру сконцентрированы. Никто и звука не проронил. Да, мать вашу, никто даже и не пёрнул у вас. Ну или просто не было слышно. – Посол усмехнулся. Говорил он с явным акцентом, иногда делая ударение не на тот слог и проглатывая некоторые окончания слов. – Это, конечно, достойно похвалы. Подчёркивает ваш, так сказать, профессионализм. Но, мать вашу, когда здесь так тихо, что аж на уши давит, особенно по ночам и утром, невольно начинаешь нервничать, ибо ваши хмурые морды сливаются с общей мрачностью здешних просторов. И не знаешь, чего больше опасаться: молчаливых и хмурых головорезов, которые, хоть и приставлены охраной, но не внушают оптимизма в душу, или того, что от всей этой серой и унылой картины можно свихнуться. А я-то тут всего четыре дня пробыл. Тут всегда так мрачно и тихо?
– Здесь некому разливать жизнерадостные краски и кричать от безудержного веселья, – ответил наёмник.
– Кое-где уж точно веселей, чем здесь. На кладбище, например, – сказал посол.
– На кладбище никто не задаёт глупых вопросов. – Наёмник перебрал пальцами поводья, вздохнул широкой грудью. – В этом его преимущество.
Посол взглянул на него, слегка раздосадованный равнодушным тоном всадника и обиженный резким и отрезанным ответом, ибо ему хотелось скоротать время за беседой. Однако посол не сдавался:
– Много ли вас таких бороздит по просторам этой страны?
– Везде работы находится, – ответил всадник. – Даже в самых отдалённых закоулках государства, в самых непроходимых трущобах.
– Ваш соратник имеет большой спрос, и наверняка услуги обходятся недёшево.
– Мы берёмся за работу, если плата достойна. И выполняем её до конца, как того требует наш кодекс. Мы не имеем права провалить задание, каким-бы оно не было нудным, ибо это попортит нашу репутацию. А она у нас весьма пространственная.
– А заказы как-то влияют на ваши принципы? – с интересом спросил посол, посмотрев на всадника. – Скажем так, если закажут убить обычного крестьянина, при этом устанавливая запрет на выяснение причин – грубо говоря, замочить без лишних вопросов, – вы стремглав бежите выполнять задание?
– Наёмник вопросы задаёт лишь тогда, когда дело касается оплаты. – Всадник наконец посмотрел на посла своими серыми впалыми глазами. – А всё остальное не имеет значения. Принципы… Они весьма переменчивы и неустойчивы, как здешняя погода. Да и смысл их придерживаться, если жизнь зависит от того, сколько ты заработаешь? Как долго продержишься и сможешь ли снова заработать? Здесь уж точно так заведено. На всём чёртовом континенте. Великие государи не придерживаются своих принципов, но и не отказываются от них. Они их меняют в угоду своим интересам. Так же поступаем и мы. Принципы – это своеобразный хамелеон, который может изменить цвет в любой момент.