Летопись мужества

Эренбург Илья Григорьевич

Иностранные обозреватели ломают себе голову над загадкой: почему немцы до сих пор не начали наступления в России? В марте немцы говорили, что снег еще не совсем стаял, в апреле - что дороги еще не совсем подсохли. В мае они загадочно молчали. В июне они начали говорить о великих преимуществах обороны. Я позволю себе напомнить старый анекдот. Жулик в стиле Лаваля продал корову соседу. На следующий день сосед пришел с претензиями: «Твоя корова не дает молока». Жулик подумал и важно ответил: «Она не потому не дает молока, что не хочет, а потому не дает молока, что не может. По всей вероятности, у нее нет молока».

Я отнюдь не склонен преуменьшать силы Германии. У немцев еще есть «молоко».

Гитлер еще может предпринять локальное, но достаточно мощное наступление. Пауза на юге, тишина на западе позволили ему сосредоточить силы на востоке. Где бомбардировщики Гитлера, где его танковые соединения, где все его лучшие дивизии? В России. Однако Гитлер твердит об обороне. Значит, раны Сталинграда не зажили на теле Германии. Значит, тотальная мобилизация, начатая «ин экстремис», еще не дала нужных результатов. Значит, русские бомбардировщики внесли свои коррективы в немецкие планы концентрации кулака. Значит, Гитлер до сих пор не мог начать наступательных операций. Это не тайна богов, не загадочная премудрость. Это показатель ослабления Германии. Мне хочется думать, что он замечен и понят всеми. Вполне возможно, что Гитлер еще попытается нанести удар на одном из участков Восточного фронта. Это зависит в сильной степени от того, что будут делать наши союзники.

Политика Германии - политика близкого прицела. Наци не до вечности. Когда преступнику объявляют, что казнь его отсрочена, он радуется. Он радуется потому, что он сможет еще некоторое время жить. Притом он надеется на непредвиденное, на чудо, на катаклизм, на те события, которые не поддаются учету. Таковы надежды наших врагов. Гитлер понимает страх любого немца перед справедливой расплатой. Гитлер играет на этом страхе. Гангстер будет держаться хоть десять лет, если его судьбой не займутся пехотные дивизии. Словами гангстера не запугать, бомбами его не выкурить из норы: он боится возмездия больше, чем четырехтонных бомб.

На что надеются сейчас немцы? На пассивность правосудия. На усталость судей. На время. На чудо. Когда американские солдаты вступят на освобожденную от фашистов землю, они поймут священное нетерпение Европы. Мне трудно говорить о чувствах других. Но одно я твердо знаю, и об этом я не перестану напоминать нашим друзьям: кипит возмущенная совесть России. В дни затишья Красная Армия мечтает о боях. Нет страны, которая так бы исстрадалась от нашествия гитлеровцев, как наша страна. Если на весах истории что-либо значат чувства, если весит не только золото, но и кровь, если совесть имеет право голоса на совещаниях государственных деятелей, то веско прозвучит слово России: пора!

20 июня 1943 года

Два года тому назад армия Гитлера перешла нашу границу. По еще не очнувшимся дорогам Литвы и Белоруссии неслись автомобили всех марок: «мерседесы», «шкоды», «фиаты», «рено». Разгоряченные солдаты в лихо заломленных пилотках ухмылялись. Среди них были метафизики, дуэлянты, скотоводы, электротехники, знатоки генеалогии, эсэсовцы, академики рейхсвера, покорители Парижа, ветераны Нарвика и Фермопил, вся нечисть Германии. Трещали мотоциклы. Пугали жаворонков первые выстрелы автоматчиков. Седоусые генералы скользили цветными карандашами по штабным картам. Психоаналитики записывали в дневники впечатления от первой виселицы и от первых «трофеев» - кур в пограничном дворе. Ползли танки. На них была пыль всей Европы. Солдаты ухмылялись, поплевывали, ели гречишный мед, топтали хлеба, хватали девушек и пели песню о «развеселой войне».

Что остановило их? Пусть военные говорят о пространстве, о просчетах германского командования, о стратегии. Я хочу сказать о другом. На гитлеровцев

восстала русская совесть во всей ее исконной глубине, этот оплот униженных и оскорбленных. Русский всегда жалел несчастного. Считалось, что такая жалость - слабость. На самом деле она была силой. Когда русские крестьяне увидали, что делают гитлеровцы с беззащитными женщинами, стариками, детьми, вопрос о войне был решен в сердце каждого. Вряд ли Геринг над «Зеленой папкой», подписывая план порабощения России, думал, какую силу он пробуждает своими бесчеловечными приказами. Теперь фашисты ищут компромисса с населением захваченных областей, убирают цветами виселицы, награждают орденами предателей, отбирая у одного крестьянина каравай, дают другому несколько крошек. Теперь даже Гиммлер заинтересовался пряниками. Но народ не ветреная барышня. У народа есть совесть, и, глубоко раненная, она ведет нашу страну на Гитлера.

Чванство фашистов исключает ощущение человеческого достоинства. Гитлеровцу нужно унижать, чтобы жить. «Le temps du mкpris» («Время презрения»)-еще до войны назвал Андре Мальро свою книгу о гитлеровцах. Наш народ не любит спеси. Но в ответ на крики сверхчеловеков, на бирки, на запреты поднялось человеческое достоинство. Когда война идет за добычу, за клок территории, за цифры контрибуции, она быстро выдыхается. Наша война - это война за человеческое достоинство, и она не слабеет, но разгорается.

Все знают, что два года тому назад германская армия была сильнее нас. Сильнее моторами. Сильнее опытом: к нам пришли специалисты по окружению, мастера клещей. Мы выстояли тогда, когда нельзя было выстоять. В прошлом году Гитлер повторил попытку нас уничтожить. Он удвоил ставку. Он, кажется, на минуту поверил в успех. Достаточно вспомнить его речь о быстром падении Сталинграда.

Если бы он знал, что приключится, он постарался бы не произносить слова, которое стало для него роковым. Силы начинали сравниваться: техника, боевой опыт. За нами оставалось преимущество: правота. Ее нельзя сосчитать, измерить, взвесить, но она многое решает.

Наш народ настолько изменился за эти два года, что люди с некоторым отрешением, даже удивлением смотрят на довоенные дни. Многое из того, что казалось достоверным, определилось как иллюзии, и многое мнившееся, иллюзорное облеклось во плоть. Зрелость офицеров и солдат - это только одно из проявлений зрелости всего народа. Конечно, любовь к родине была и до войны, но это чувство тоже изменилось.

Прежде его старались передать масштабами, говоря: «От Тихого океана до Карпат». Россия, казалось, не помещалась на огромной карте. Но Россия стала еще больше, когда она поместилась в сердце каждого.

Я не раз писал о глубокой ненависти к фашистам, охватившей наш народ. Эта ненависть стала холодной решимостью. Такой холод нужно выстрадать. Мы его выстрадали, слушая рассказы о матерях Ленинграда, которые, едва держась на ногах, стучались в промерзлую насквозь землю, чтобы похоронить умерших от голода детей. Мы выстрадали этот холод, видя могилы, где фашисты хоронили убитых жителей Керчи, Ростова, Курска. Мы не в силах сейчас думать о сорока праведниках Содома и Гоморры. Мы не на небе, а немцы неподалеку от Москвы, в Орле. Когда мы радуемся бомбардировкам неприятельских городов, в нас говорит не злорадство. Мы ждем, чтобы война пришла на землю самой Германии не потому, что нам тяжело, но потому, что за преступлением должно последовать наказание. Я знаю, что Гитлер виновнее, чем рядовой фашист, который только то и сделал, что ограбил два дома и мимоходом убил старую еврейку. Но я не вижу снисхождения и для этого фашиста. Он не ребенок. Он вел дневник. Он читал газеты. Он считал себя сверхчеловеком. Он должен ответить за содеянное им.