Летописцы Победы
Шрифт:
В Москву я привозил с фронта новости, а из Москвы увозил ценный груз — десятки клише для дивизионки. Клише нам делали в «Красноармейской правде».
Мои снимки, в основном сюжетные, и портреты воинов, снятые политотдельским фотографом для партийных и комсомольских документов, Орест Георгиевич Верейский, ныне член-корреспондент Академии художеств СССР, ретушировал и сдавал, как для своей газеты, в цинкографию, благо ширина колонки у всех газет на фронте была одна.
3 мая 1942 года нашу дивизию наградили орденом Красного Знамени. Выехал в Москву: наряду с другими клише надо было сделать клише ордена. Изображения Красного Знамени в «Красноармейской правде» не оказалось. Как быть? Нежданно-негаданно в редакции появился Константин Симонов. На его груди сверкал только что
К апрелю дивизия и ее соседи выбили оккупантов за Угру и Рессу. Многократные контратаки гитлеровцев успеха не имели. Особенно они ожесточились против наших подразделений, захвативших господствующую высоту на противоположном берегу Рессы. Стоявшая на склонах высоты деревня Суковка была полностью снесена с лица земли. На этом плацдарме укрепился один из наших батальонов. В ту пору развернулись бои па подступах к Севастополю. Пятачок за Рессой наша газета окрестила «Маленьким Севастополем». И не ради красного словца. Здесь было очень трудно держать оборону, враг осаждал с трех сторон. Зато с пятачка было удобно заглядывать в тылы переднего края фашистов, уточнять расположение их батарей. Не случайно на высоте в разрушенной каменной кладке школы сделали себе наблюдательные пункты наши артиллеристы, а на склонах с вечера выбирали удобные позиции снайперы, ожидая в развалинах предрассветного часа, чтобы выйти на дневную «охоту».
Войска Западного фронта много делали, чтобы не давать врагу перебрасывать отсюда свои силы на юг, где летом, после захвата всего Крыма, оккупанты ринулись на Кавказ и к Волге. Если в начале оборонительных боев «Защита Родины» печатала отдельные заметки о метких стрелках, то летом газета стала организатором снайперского движения в дивизии.
Дивизия через газету знала героев дня, училась у них разить врага, проходила школу ненависти к оккупантам. Эту школу проходили солдаты всех национальностей, воевавшие в дивизии.
В начале ноября 1942 года я сдал редакцию и выехал в распоряжение политуправления Западного фронта. Там мне вручили предписание: прибыть в подмосковный поселок Алабино, где создавалась газета 1-й воздушной армии. Поясню: летом наши военно-воздушные силы были реорганизованы. Каждый фронт теперь располагал воздушной армией.
В Алабино редакция разместилась в здании школы, типография — в бараке. Меня приветливо встретил редактор газеты высокий статный полковник Григорий Митрофанович Кияшко, начавший службу в армии красноармейцем в гражданскую войну. Как и я, он прибыл из пехоты — редактировал газету 20-й армии. Мы поселились в одной комнате. Предстояло отобрать наиболее способных журналистов и типографских работников из упраздненных газет авиадивизий.
Вскоре в авиадивизии и отдельные полки, в батальоны аэродромного обслуживания и другие части армии, разбросанные на огромной территории фронта, отправился на связных самолетах первый номер ежедневной двухполосной газеты «Сталинский пилот». На таких же самолетах летали в части и мы, журналисты. Но порой приходилось прибегать и к наземным средствам — попутным машинам, а то и шагать пешком. Не случайно писатель Евгений Воробьев до сих пор в шутку зовет меня «пилот-пешеход».
В воздушной армии у меня появились прекрасные возможности передавать материалы в «Комсомольскую правду», а позднее — в ТАСС оперативно, в день события. Как бы мы ни удалялись в ходе наступления от Москвы, телефонный провод из армии тянулся на узел связи штаба ВВС, который соединял меня с московской редакцией. Лишь в Восточной Пруссии с телефона «пересел» на телеграфный аппарат Бодо. Восстановил связи и с «Красноармейской правдой». Стал печататься также в центральной авиационной газете «Сталинский сокол», которую редактировал полковник Василий Петрович Московский.
Но главная забота — армейская газета. День ото дня росла сплоченность нашего небольшого коллектива, укреплялась связь с читателями, военкорами. Ко Дню большевистской печати командующий генерал-лейтенант авиации С. А. Худяков издал приказ по войскам армии. В нем, в частности, говорилось, что молодая газета к празднику «пришла выросшей и окрепшей: правильно сосредоточивает основное внимание на пропаганде боевого опыта, на показе лучших людей нашей армии, являющих пример воинской доблести и воинского умения… Отмечая плодотворную работу коллектива редакции и типографии, нашедшую положительную оценку на страницах «Красной звезды» и «Сталинского сокола», командующий наградил литературного работника, ведавшего партийной тематикой Ю. Ф. Асинова, начальника издательства Д. П. Тимошенко и меня часами. Пятерым была объявлена благодарность. Среди них двое вольнонаемных товарищей — наборщица из одной московской типографии А. Г. Аксенова и корректор-ветеран «Вечерней Москвы» З.Э. Хиенкин.
Вскоре мы покинули Алабино. По Варшавскому шоссе двинулись на запад. Деревня Катилово. Угра километров в десяти — двенадцати, а за ней рукой подать — Юхнов. Это же те места, где наступала незабываемая для меня 18-я гвардейская дивизия! Очень хотелось побывать в Юхнове. Но напряженная работа в редакции не дала возможности вырваться в городок, который мы освобождали.
В Катилово заехал к нам проститься генерал С. А. Худяков, назначенный начальником штаба ВВС Красной Армии. Прибыл командующий армией прославленный летчик, Герой Советского Союза генерал М. М. Громов. Вскоре провожали Г. М. Кияшко. Под большим секретом он сообщил мне: создается Степной фронт, едет туда редактором газеты.
В начале июля развернулись напряженные бои на Курской дуге. В этом сражении приняла участие 11-я гвардейская армия — левофланговая нашего фронта. Вместе с войсками соседнего Брянского фронта она стала наступать в общем направлении на Орел. Ожесточенные бои завязались в небе. 1-я воздушная армия прикрывала войска, наносила бомбовые и штурмовые удары по позициям, по подходящим резервам гитлеровцев.
Вылетаю на аэродром близ деревни Хатенки, где стоит 18-й гвардейский истребительный авиаполк, входивший в состав 303-й авиадивизии, что героически стремилась завоевать господство в небе. Смотрю на карту: вот-вот должен показаться Козельск. Теперь гляди в оба. Даже в безоблачном воздушном пространстве может подкараулить враг. Так и случилось: над нами — пара «Мессершмиттов-109». Мы немедля перешли на бреющий полет: так охотникам труднее нас разглядеть, опаснее атаковать. «Мессеры» стали снижаться, делая разворот для атаки. Но ее не последовало. И тут мы увидели пару «яков», несущихся наперехват противника.
Так я встретился сначала в воздухе, а затем на земле с пилотами из французской части «Нормандия». Она, оказывается, базировалась с гвардейцами полковника А. Е. Голубова. Узнаю, что наперехват истребителям поднялась дежурная пара — Альбер Дюран и Жеральд Леон. Ж. Леон сбил одного из «мессеров», другому удалось удрать. Но откуда мне знакома фамилия Дюрана? Стоп! Вытаскиваю тетрадь, служившую мне корреспондентским блокнотом, быстро нахожу нужную запись: «5 апреля истребители Дюран и Прециози сопровождали двух «Пе-2». Французы прикрыли бомбардировщики, сбив два самолета противника».
То был первый бой «Нормандии». Эскадрилья тогда стояла близ Полотняного Завода. Справедливо говорится: тесен мир. Тесен он и на фронте. Встреча в Хатенках опять расшевелила память: где же теперь родная 18-я гвардейская стрелковая, что освобождала поселок бумажников, дала возможность на заснеженном поле оборудовать аэродром — первый для французских летчиков на советском фронте?
На аэродром у Полотняного Завода французские авиаторы, вставшие под знамя Сражающейся Франции, прилетели в марте 1943 года из Иванова, где в запасной авиабригаде овладевали истребителями конструкции А. С. Яковлева. В городе текстильщиков и была сформирована национальная авиаэскадрилья, которой дали имя французской провинции, наиболее терзаемой нацистскими оккупантами. Свой путь в Советский Союз пилоты-добровольцы начали с авиабазы Раяк в Ливане, куда бежали из разных мест, не смирившись с позором петэновской капитуляции. Потом был Ирак, Иран. И, наконец, морозный русский город Иваново.