Летописцы Победы
Шрифт:
А я-то думал, что он завершает для кого-то статью, потом будет расспрашивать о летчиках. И только тогда сядет за статью для нас. Читаю статью и мысленно восхищаюсь: написано лаконично, остро, звучит актуально. Словом, по-эренбурговски, без скидки на «ранг» газеты.
Статью мы напечатали в праздничном номере. Оригинал у меня сохранился. Вот начало статьи: «Два года тому назад одна берлинская газета писала: «Сверкают глаза немецких завоевателей». Кончились те времена. Теперь не глаза сверкают у фрицев, а пятки. Началось изгнание врага». А каков конец статьи! «Еще немного — и радостно встретит победителей вся наша Россия…
На исходе сорок четвертый год. Наши войска ведут бои в Восточной Пруссии. Аэродромы истребителей, ночных бомбардировщиков «По-2», штурмовиков расположены уже по ту сторону государственной границы. Скоро и нам ее пересекать. А пока газету выпускаем в литовской деревне Стернишки. Рабочий день в редакции был в разгаре, когда позвонил начальник штаба армии. Редактора не оказалось, трубку взял я, его заместитель:
— Командующий приказал завтра напечатать о подвиге Головачева и обязательно с портретом. Какая нужна помощь?
— День короткий… Необходим самолет туда и обратно. Портрет рисовать полетит капитан Островский. До площадки надо бы его подбросить на машине.
— Все будет сделано. Машину высылаю.
Что же за подвиг совершил Головачев? И, видимо, только что… Мои размышления прерывает тихий голос:
— Я готов…
Поднимаю глаза. Передо мною стоит Петр Островский в старенькой пехотного образца шинели, в шапке с уже опущенными «ушами». Через плечо — видавшая виды полевая сумка. Сквозь очки в тонкой роговой оправе на меня устремлены невозмутимые глаза:
— Куда? И кого?
— В девятый гвардейский истребительный. А где он, не знаю. Портрет Головачева.
— Извозчик довезет. Размер клише?
— Полторы колонки. Смотрит в полосу.
Возле редакции останавливается машина. Петя спешит на выход.
Связываюсь с гвардейским полком. Его начштаба, оказывается, уже предупрежден. Узнаю подробности подвига. Потрясающе! Писать репортаж-то придется мне, а не художнику. Прошу к аппарату героя дня. Вот что выясняется.
Утром истребители прикрывали наступление 2-го гвардейского танкового корпуса. Павел Головачев уничтожил двух «ФВ-109». Только успели заправить его «Ла-7», как прозвучал приказ: ему с ведомым сбить дальнего разведчика «10-188». Медлить нельзя! Уходивший с нашей территории «юнкерс» был обнаружен на высоте почти девять тысяч метров. Головачев, не успевший надеть на земле маску, начал задыхаться. Тогда он взял в рот шланг от кислородного баллона и так продолжал настигать разведчика. Напарник шел далеко внизу…
Гвардии старший лейтенант П. Головачев бил по врагу точно и расчетливо. Ему удалось убить обоих стрелков, повредить крыло, наконец, поджечь мотор. Боеприпасы кончились, а фашист продолжал «тянуть» на одном моторе. Тогда гвардеец подошел к «юнкерсу» вплотную и ударил по хвосту винтом. Разведчик перешел в беспорядочное падение. А Павел Головачев, выключив мотор, развернулся на обратный курс. Мастерски планируя с высоты, превышающей Эверест, советский ас привел самолет прямо на свой аэродром под Гросскальвегеном. «Ла-7» оказался целехоньким. Нужно было лишь сменить искореженный винт.
На следующее утро Павел Яковлевич Головачев на этой же машине снова поднялся в небо. А вернувшись из полета, читал в армейской газете репортаж о своем вчерашнем таране, иллюстрированный портретом, нарисованным Петром Островским.
Тут следует пояснить, что значило в короткий зимний день дать в номер портрет героя, да еще с самого далекого от редакции аэродрома. И дело не только в том, что связные самолеты могли сесть у штаба армии лишь до наступления темноты. А вот еще в чем: газеты воздушных армий цинкографий не имели. Но у нас был Петр Островский!
До войны он пятнадцать лет проработал в сталинградских газетах. В сентябре сорок первого вступил политбойцом в коммунистический батальон. Первый бой добровольцы приняли у Малоярославца. Отходили к Наро-Фоминску. В пути батальон влился в 113-ю стрелковую дивизию, состоявшую из ополченцев Фрунзенского района столицы.
«Перед отъездом на фронт, — вспоминает П.Островский, — друзья-цинкографы, особенно, помнится, М. Гаврилов, показали мне, как изготовлять штриховые клише, минуя механический фотопроцесс. Делали это так. На шлифованную цинковую пластинку литографской тушью наносился рисунок. Затем припудривали порошком канифоли, подогревали и травили в азотной и соляной кислоте. Где был рисунок, цинк оставался нетронутым, а на остальной площади кислота делала углубления, так что при печати с этими «пустыми» местами краска не соприкасалась. Трудность заключалась в том, что рисовать на цинке нужно было в обратную сторону, поэтому приходилось пользоваться зеркалом».
Этот способ был проверен в мирное время в выездных редакциях, а в войну мог пригодиться в полевых условиях. И он действительно пригодился.
9 апреля в 21 час 30 минут многотысячный гарнизон могучей крепости Кенигсберг под натиском войск 3-го Белорусского фронта капитулировал. Но Восточная Пруссия еще не была полностью очищена от гитлеровцев. У самого Балтийского моря огрызались недобитые дивизии противника. Наибольшая группировка скопилась западнее Кенигсберга на Земландском полуострове. Добивать ее советским войскам помогали авиаторы.
В середине апреля прилетел я в 213-ю ночную бомбардировочную авиадивизию. Ею командовал генерал-майор авиации В. С. Молоков. Тот самый, что в числе семи летчиков в зимнюю стужу 1934 года вывез со льдов Чукотского моря попавших в беду челюскинцев. Позднее В. С. Молоков возглавлял Гражданский воздушный флот страны. С этого высокого поста Василий Сергеевич вырвался на фронт.
Генерал познакомил меня с боевой задачей дивизии, посоветовал побывать в 15-м авиаполку. Дневную работу «Пе-2» и «Ил-2» в земландском небе ночью продолжали их легкокрылые собратья «По-2». Так было и на этот раз. Все три полка дивизии в ночь на 16 апреля но четкому графику беспрерывно, каждый своим маршрутом, заходили на конкретные цели. 15-й авиаполк летал в центре. Ему предстояло бомбить последний аэродром Земланда. Днем по нему били бомбардировщики и штурмовики. Они уничтожили и повредили несколько десятков самолетов, ни одному не дали подняться в воздух.
Наступили густые сумерки. В небе зажглись звезды. Вместе с командиром полка майором Т. Л. Ковалевым нахожусь на аэродроме. Машины поднимаются одна за другой. Труженики технических служб готовили их к полету за две минуты. Оружейники, например, с бомбами наготове встречали шедших на посадку «По-2», чтобы немедля подвесить бомбы под нижними крыльями. Экипажам в кабины подавали горячий чай и бутерброды: воины отказывались от отдыха.
— Разрешите мне полететь… — обращаюсь к Т. Л. Ковалеву.