Летописцы Победы
Шрифт:
Мы вышли тогда из парка ЦДСА в хорошем настроении. Хвалили Утесова и думали о том, как лучше, в каких наиболее выразительных формах донести эту веру до каждого читателя газеты. Я принимал горячее участие в этом обсуждении. И хотя в то время уже не служил в «Звездочке», но внутренне был с нею.
Каждое утро бегу на свидание с прессой, к почтовому ящику. С «Красной звездой» здороваюсь с первой. Она мой старый, верный друг.
Думаю: ну а если бы случилось так, что время снова потребовало твоей работы в газете, пошел бы ты в «Красную звезду»? Еще бы! Если б взяли, конечно…
Геннадий БУДАЙ. СТРАНИЦЫ, ПРОПАХШИЕ ПОРОХОМ
На стендах Белорусского
Сто шестьдесят две газеты — республиканских, областных, районных и межрайонных — издавались в годы войны в тылу врага подпольными партийными комитетами Белоруссии.
Среди этих пропахших порохом, пожелтевших от времени листков есть один, который меня особенно волнует. Это первый номер вышедшей в оккупированном Минске газеты «Звязда». Ее редактором был студент Минского коммунистического института журналистики, мой друг Владимир Омельянюк.
На войне нелегко приходилось всем журналистам. И фронтовым, вместе с солдатами поднимавшимся в атаку на вражеские траншеи и дзоты, чтобы назавтра рассказать в газете о героизме советских воинов. И партизанским, которые в сложных лесных условиях выпускали газеты и листовки и вместе со своими боевыми друзьями громили гарнизоны врага, ходили на диверсии. Но ни с чем не сравнить трудность, сложность и опасность работы журналиста в подполье, в городе, где царил жесточайший фашистский террор, где исправно действовала широко разветвленная кровавая машина полицейского сыска, преследовавшая одну цель — во что бы то ни стало поставить на колени советских людей, не допустить ни малейшего сопротивления оккупантам. Каким надо было обладать мужеством, сколько надо было проявить умения и находчивости, презрения к смерти, чтобы в таких условиях издавать газету. Все эти качества были присущи Владимиру Омельянюку.
В 1934 году Владимиру не было еще и восемнадцати, а он уже работал ответственным; секретарем Дзержинской районной газеты. В редакции любили и уважали этого русоволосого паренька с большими карими глазами. Он был на редкость общительный, душевный и простой, обладал счастливым даром сближаться с людьми, крепко и верно дружить. Жадный к жизни, Владимир и других заражал своим жизнелюбием, любознательностью, оптимизмом. Его всегда окружали люди: приходили друзья из города, приезжали из деревни. Одному он поможет выпустить стенную газету, другому подскажет тему для статьи в «районку», посоветует, как лучше ее написать. Сам писал хорошо, причем с одинаковым увлечением, и о людях колхозной деревни, и о жизни пионерии. Одно время он был пионервожатым в школе, а позже заведовал отделом пионерской работы в райкоме комсомола. Однажды, помню, он прочитал нам в редакции свое первое стихотворение. Оно всех тронуло. Кто-то из ребят полушутя-полусерьезно воскликнул: «Братцы, мы же присутствуем при рождении таланта». И это была правда. Володя окончил училище связи, но свое истинное призвание нашел в газете. Мы вместе поступили в Минский коммунистический институт журналистики.
Война застала Владимира в Белостоке, где он проходил производственную практику в областной газете. Я был на практике в Бресте. Встретились мы спустя две недели после начала войны в Минске. Мы долго смотрели друг на друга, словно не виделись целую вечность. Я не заметил в нем и тени подавленности, растерянности, как это случалось в те трагические дни со многими. Выглядел он, как и прежде, живым, энергичным, на бледном похудевшем лице вспыхивала прежняя знакомая улыбка. Пожалуй, лишь глаза, всегда искрившиеся, стали чуточку грустными, а взгляд — более сосредоточенным.
Мы просидели до рассвета. Перед глазами стоял изувеченный, варварски опустошенный Минск. Грохот кованых сапог гитлеровской солдатни, наполнивший улицы родного города, острой болью отдавался в сердце, наполняя его жгучей ненавистью. Каждый из нас думал об одном: что делать? Как быть? И решение созрело: перейти линию фронта, влиться в ряды Красной Армии. Хотелось быстрее попасть туда, где насмерть стояли наши бойцы. В то время жестокая военная буря лютовала уже где-то на Березине.
Утром мы изложили свой план родителям Володи. Но у них не встретили поддержки.
— Вот вы хотите бить фашистов на фронте, — заметил отец Владимира Степан Кондратьевич. — Но их можно и нужно бить не только на фронте.
— Где же еще? Не здесь ли, в Минске? — запальчиво возразил Володя.
— Да, и здесь, в Минске, — твердо сказал присутствовавший при этом разговоре друг Володиного отца Степан Иванович Заяц, который вскоре стал одним из организаторов минского подполья.
— Фронт сейчас повсюду. И всюду советские люди должны бить врага, помогать Красной Армии.
— Как? Чем?
— А перо журналиста? Разве это не оружие? Представляете, как нуждаются люди сейчас в правдивом слове? Кроме того, в тылу врага надо создавать подпольные группы, партизанские отряды. Так что без дела сидеть не придется.
Разговор кончился тем, что Володя решил остаться в Минске, а мне посоветовали вернуться в мой родной Дзержинск и попытаться там создать подпольную группу.
…Владимир Омельянюк стал одним из организаторов комаровской подпольной группы в Минске, которая начала действовать в августе 1941 года. Он установил у себя дома радиоприемник, ежедневно слушал передачи из Москвы и писал листовки, в которых разоблачал фашистскую ложь, сообщал правду о положении на фронтах, о жизни и борьбе нашего народа. Листовки эти он размножал на машинке, и они каждый день расклеивались подпольщиками на Комаровском рынке, на стенах домов, на досках объявлений, рядом с распоряжениями оккупационных властей. Из этих листовок минчане и приезжие из деревень узнавали правду: Москва живет и сражается! Узнали все и о том, что 7 ноября на Красной площади состоялся парад наших войск. А в начале декабря листовки сообщили еще более радостную весть: под Москвой советские войска перешли в контрнаступление!
Тот, кто в годы войны был на оккупированной земле, помнит, что значила эта весть о первой нашей победе. Как она согрела людские сердца, укрепила веру в полный разгром врага! И как ни изворачивались геббельсовские словоблуды и их холуи, чтобы оправдать неудачи гитлеровских полчищ под Москвой, люди знали: не морозы остановили и отбросили фашистов от столицы.
По заданию Минского городского подпольного комитета партии, который был создан осенью 1941 года, Владимир Омельянюк устанавливал связи комитета с подпольными группами и партизанскими отрядами, подыскивал надежные явочные квартиры, где можно было бы проводить совещания, принимать партизанских связных, хранить оружие, боеприпасы, литературу, документы. Подбирал и отправлял людей в партизанские отряды. Он помог бежать из фашистских лагерей многим нашим военнопленным. Владимир поддерживал постоянную связь с нашим подпольным антифашистским комитетом в Дзержинске, который был создан в августе сорок первого года и в состав которого входил автор этих строк.
Работа в подполье была сопряжена с огромной опасностью, требовала умения, мужества. При каждой нашей встрече я открывал в своем друге что-то новое. Я знал Володю одухотворенным, мечтательным юношей. А сейчас передо мной все четче вырисовывался образ человека волевого, целеустремленного, бесстрашного. Он не терялся в сложной обстановке, был всегда энергичен, неутомим. Меньше всего думая о себе, Володя трогательно заботился о друзьях.
Весной 1942 года фашистским карательным органам удалось нанести серьезный удар по минскому подполью. В городе шли аресты. Гитлеровцы ежедневно устраивали облавы на базарах, совершали налеты на квартиры, учиняли обыски, систематически меняли паспортный режим. От подпольщиков требовалась исключительная находчивость, предельная осторожность. Чтобы изменить внешность, Омельянюк отрастил бородку, усы.