Летописец. Книга 1. Игра на эшафоте
Шрифт:
– Исповедать, что ли, тебя собрался?
– А хрен его разберёт. Полез смотреть, висит ли у меня на шее лик или нет, да только моя верёвочка давно сгинула…
Дайрус невольно коснулся золотой струны, висевшей на шее. Эктариане верили, что такая вот невидимая струна, состоящая из десяти нитей, соединяла души людей напрямую с Отцом Небесным и после смерти помогала им попасть на небеса. Кончики струны скреплялись на груди. Эктариане, в отличие от зарианцев, носили на струне лик сына Божьего Зарии или его смертной матери Миры, вырезанный на тонкой пластинке. Внешне это было самым заметным отличием между зарианцами и эктарианами: зарианцы считали лики проявлением идолопоклонничества, боролись с ними изо всех сил.
– А ты? – вклинился в мысли Дайруса голос наёмника.
– А чего я? Захочешь жить, скантом обзовёшься.
– Тогда тебя и те, и другие пришьют.
– Да щас. Эктариане и зарианцы друг друга ненавидят больше, чем язычников поганых.
– Это потому, что язычников не осталось.
– Уж и не осталось. А кто Таркуруна поминал, глядючи на молнии?
– Да я ж к слову.
– Так и я к слову.
Дайрус поморщился. Такие разговоры точно не одобрила бы его покровительница Маэрина Барундийская. Она шпыняла его за бранные слова, за недостаточное прилежание в учёбе, за ошибки в сканналийском языке, но её религиозность была почти фанатичной. Даже её муж, король Гиемон, прикусывал язык в её присутствии, хотя обычно не стеснялся в крепких выражениях по отношению к церкви, чьи богатства и власть не давали ему покоя.
Идеи церковных реформ витали в воздухе, о них говорили во дворцах, на рынках и в деревнях Барундии и других стран, о чём Дайрусу рассказывали приезжие. Дворец Гиемона был прибежищем как для образованных людей разных стран, так и для знатных эктариан, бежавших на запад из той же Шагурии или более восточных земель. Эктарианская церковь слишком разбогатела, слишком много монастырей, орденов и прочих нахлебников расплодилось, слишком много правил и церемоний, которые оплачивались непомерными налогами. Против этого выступали зарианцы, считавшие, что нужно разогнать монастыри, отменить почитание святых, прекратить увешивать храмы многочисленными иконами – вместо этого сосредоточиться на более простых и понятных заветах, изложенных в священном кодексе Декамартион.
Зарианцы, как и эктариане, верили в Отца Небесного, в то, что он держит в руках невидимые струны человеческих душ. Те и другие верили, что грехи отягощают душу, не позволяя ей по невидимой струне подниматься на небеса после смерти; что каждый из десяти смертных грехов обрывает одну из десяти нитей струны; что если порваны все десять нитей, душа низвергается в ад. Различия между эктарианами и зарианцами проявлялись во взглядах на пути спасения души, совершившей меньше десяти грехов, или же отягощённой незначительными грехами. Если грешник не имел возможности или не хотел искупить их сам, издавна ему помогали в том монахи. Монастыри появились изначально как места для тех, кто мечтал о безгрешной жизни, дабы после смерти вознестись к Богу без того, чтобы душа болталась где-то между небом и землёй. Если святые были одиночками, нёсшими веру язычникам, то монахи собирались вместе, жили по общим правилам, совершая добрые дела. Так, по крайней мере, внушали Дайрусу с детства. Они совершали так много добрых дел, что со временем стали записывать их на бумаге, скрепляя печатью монастыря и продавая грешникам. Такие бумаги назывались дайалуты. Зарианцы объявили дайалуты не меньшим злом, чем грех, ибо каждый человек должен искупать грехи сам, а не покупать прощение у других грешников, каковыми зарианцы считали монахов. Так же относились зарианцы к святым: по их мнению то были обычные люди – они не заслуживали почитания наравне с Богом. Даже лики сына Божьего Зарии и его матери Миры они считали порождением человеческих слабостей и желания иметь кумира под рукой, ибо согласно их учению Зария не носил лика, не молился иконам и святым. Зарианцы считали, что этому примеру должны следовать все его последователи.
Более двадцати пяти лет зарианцы вели борьбу против монастырей, дайалутов, почитания святых, ликов и икон, дорогих и сложных обрядов; их учение укоренилось во многих странах, с чем неустанно боролся латейский престол. Пантеарх Латеи – хранитель кодекса Декамартион – вёл переговоры с эктарианскими правителями, поддерживал походы против зарианцев. Несмотря на это, популярность новой веры ширилась как среди простых людей, так и среди знати. Зарианцы дошли до такой наглости, что переводили Декамартион на разные языки, чтобы простые люди сами могли его прочесть. По мнению эктариан, только пантеарх Латеи имел право объяснять Божьи заповеди через назначенных в разные страны эмиссаров – доминиархов.
Церковь Сканналии перемены пока не затронули благодаря твёрдой политике Айвариха и изолированному положению страны, хотя сам Айварих родился в Шагурии, и его первой женой была зарианка. Требование реформ на юге Сканналии становилось всё настойчивее, что давно беспокоило Барундию.
Сканналия представляла собой вытянутый – миль триста в длину и сто тридцать в ширину – полуостров к северу от Барундии. Обе страны соединял Нейский перешеек. Его сотни лет контролировали жители Нугардской области – самой южной части Сканналии. Пятнадцать лет назад именно они помогли Айвариху отобрать трон у отца Дайруса.
Дайрус радовался, что не пришлось идти пешком через Нейский перешеек, хотя захватить Сканналию с моря было ещё труднее. На восточном побережье у Нугарда имелась одна-единственная пригодная для судов Новая гавань, построенная на Нейском перешейке. Плавать дальше на север мешали течения и бури – никто не рисковал отправлять туда корабли. В полумиле к югу от Новой гавани начинался огромный разлом, заполненный морской водой, из-за чего его называли Нейским каналом. Разлом рассекал Нейский перешеек с востока на запад, превращая Сканналию фактически в остров, если бы не удивительный скальный мост, соединявший берега разлома у Нугарда, удачно расположенного между разломом и гаванью. Мост в две мили шириной – в народе его звали Дройхедским – аркой выгибался над водой, позволяя судам курсировать по Нейскому каналу. Ходило немало легенд о том, как возник этот разлом вместе с мостом, какие бедствия в те времена пришлось пережить народу, но всё это было давно.
Западные воды Сканналии были поспокойнее. Правда, тут корабли поджидали многочисленные скалы, хитро упрятанные природой, чтобы в самый неподходящий момент заманить какое-нибудь судно в ловушку. Кроме того, западное побережье покрывала сеть горных и прибрежных форпостов, позволявших сообщать о появлении чужаков. Больших гаваней на западе было в два раза больше, чем на востоке – целых две. Южная гавань также принадлежала Нугарду и находилась у западного конца Нейского канала; Северная обеспечивала связь с морем столицы Сканналии Нортхеда, где располагался королевский дворец Айвариха. К северу от Нортхеда Сканналия снова сжималась до узкого перешейка, который уходил в неведомые земли Иштирии, северной области Сканналии. Где Иштирия заканчивалась, жили там люди или призраки – этого никто не знал. По преданиям там всё было покрыто льдом, а жили в Иштирии старые боги скантов – народа, когда-то населявшего Сканналию. Границу Иштирии отмечала Черта – стена плотного тумана, скрывавшего северные земли от взоров любопытных. Страна Ледяного Тумана – так называли Иштирию те, кто верил, что за туманом их ждёт загробный мир бога Селевруна.
Какая прихоть природы или причуда богов создала такое странную, неуютную, малодоступную страну, Дайрус понятия не имел, как не знал, где на севере Сканналия заканчивалась, потому что никому ещё не удалось обогнуть эту землю по морю. Столетиями смельчаки пытались доплыть из Лодивии в Шагурию в обход Сканналии – льды, скалы и ветры заставляли их возвращаться или сложить головы в тщетных усилиях найти морской путь с запада на восток. Ушлые торговцы использовали либо Нейский канал, либо шли через земли Барундии, в зависимости от того, где было выгоднее. Гиемон с Айварихом ревниво следили за доходами друг друга.
Дайрус очнулся от размышлений о наследстве, которое ему предстояло завоевать, прислушиваясь к болтовне солдат. Мая по-прежнему сидела рядом, напряжённо слушая тот же разговор.
– …а красоты в ней куда больше, чем в иной королевской шлюхе…
Дайрус дёрнулся. Слово «королевской» звучало с такой издёвкой, что к лицу будущего короля прилила кровь. Солдаты, уже изрядно захмелевшие, несмотря на все запреты, смеялись, поглядывая в их сторону, их признанный лидер – Василь Беззубый – призывно облизывал губы. Командир Василя, сотник Марик Седой из Броддама, подошёл, молча врезал ему по роже и так же молча вернулся к костру, приглаживая по дороге густую седую шевелюру. Его изборождённое оспинами лицо казалось совершенно спокойным.