Летописец. Книга перемен. День ангела (сборник)
Шрифт:
– Эм-Си… – робко позвала Аня. – Эм-Си, ладно тебе…
Плотно приклеенная Эм-Си слегка пошевелилась на сквознячке, но не ответила, показывала характер. Но Аня знала, уверена была, что это ненадолго. Сейчас старушка начнет гримасничать, подожмет губы, нахмурится, недовольно тряхнет бусами, и отношения постепенно наладятся.
– Эм-Си… Чем я-то виновата? Так все паршиво сложилось, – объясняла Аня. – И как дальше быть, я не знаю. Это только ты у нас всегда знаешь, как дальше. Научи, а? Эм-Си, голубушка…
– Голубушка, – проворчала, передразнивая, Эм-Си и шмыгнула носом, а потом замолчала надолго, и Аня испугалась было, что примирение не может состояться и придется долго, много дней, ждать, пока Эм-Си оттает. Но та заворочалась, зашуршала и ворчливо пропела себе под нос: – О, мой сад, это мой са-а-д!
– Эм-Си, это что? Я никогда не слышала, – встрепенулась Аня.
– Не надо тебе было, вот и не слышала, – ответила Эм-Си, все еще не глядя на Аню, но контакт, похоже, состоялся. А дальше… Дальше отношения раскрутятся к их с Эм-Си обоюдному удовольствию. Так всегда бывало. – Не надо было, вот и не слышала, – повторила Эм-Си. – Песня такая, про мой сад. Про то, как я растила фрукты на продажу, когда этот сквернавец, мой муженек, бросил меня с тремя малолетними дочерьми на руках под предлогом того, что я не умею рожать мальчиков.
– А на самом деле?.. – спросила Аня.
– А на самом деле, сама понимаешь почему. Потому что заезжая бродвейская шлюха с гладкими телесами из цветного шоу сверкнула надутыми сиськами у него перед носом. Он всегда был до шлюшек лаком, а собой красавец, каждой шлюшке лестно такого напоказ выставлять. Вот и пришлось мне какое-то время, пока младшую грудью кормила, а о контрактах, так случилось, и речи не шло, апельсинами торговать… – поведала Эм-Си и тут же накинулась на Аню: – А у тебя, я спрашиваю, что за вселенская катастрофа? Семеро по лавкам, один в люльке и еще двойня в животе? А кормилец обобрал до нитки и с марсианкой утек?
– Ой, Эм-Си, ну ладно тебе… – вконец расстроилась Аня. – Спела бы ты лучше.
– Хорошо, птичка моя, – вздохнула Эм-Си и закачалась, запарусила, захлопала входя в ритм песни, которую Аня никогда не слышала, хотя ей казалось, что она досконально знает весь репертуар Эм-Си Марии. – Ох-хо! – хлопала Эм-Си и трещала бусами. – О мой сад, это мой сад!
В моем саду растут апельсины,
и персики, и крупные синие сливы,
и виноград. На солнечном склоне растет виноград!
О мой сад, это мой сад! —
пела Эм-Си и, расходясь, распеваясь, начала поводить плечами, вскинула брови, обнажила белоснежные зубищи.
Я соберу в большие корзины,
в одну, две, три, четыре корзины,
персики соберу, и апельсины,
и крупные спелые синие сливы,
и виноград.
О мой сад, это мой сад!
Эм-Си прикрыла глаза, как в молитве, по-дирижерски наставила пальчики, повела шеей, слегка тряхнула головой и свесила на глаза свои растрепанные, будто кокосовое мочало дреды, свесила, распушила, чтобы пропитать их песней:
Я украшу цветами корзины,
розы вплету между прутьев и ветки жасмина.
Будет красиво как на картине.
О мой сад, это мой сад!
О мой сад, это мой сад!
Эм-Си совсем зажмурилась и немного помычала без слов, как будто забыла слова и вспоминала их, пока мычала, делая вид, что так и полагается по песне. Мычала она красиво, грудью, глубоко резонируя, и в сложном ритме, и непонятно было, дышит она или обходится без воздуха, как опытный ныряльщик в пучине. Потом мычание как-то незаметно, как-то само собой перешло в слова:
Три корзины раздам
моим трем дочерям.
О мой сад, это мой сад!
Кэти-Лу той дорогой пойдет,
что на север ведет.
Корни-Бесс той дорогой пойдет,
что на юг ведет.
А Эйприл той дорогой пойдет,
что на восток ведет,
на восток, где солнце встает.
О мой сад, это мой сад!
Эм-Си Мария завздыхала синкопами, но очень музыкально, переплела пальцы и нитки бус, закинула голову, и стало ясно, что песне скоро конец:
Я на запад пойду
босиком по пыли.
Ноги Эм-Си в пыли до колен,
платье в пыли, ресницы в пыли,
черные волосы в белой пыли у Эм-Си…
О мой сад, это мой сад!
Это мой сад!
Аня, завороженная, не сразу очнулась, а потом обиделась на воцарившуюся тишину, испугалась наступившего внезапно одиночества, потому что и звука не осталось в пустой без музыки кухни, и спросила робким шепотом:
– И это все, Эм-Си?
– А чего же тебе еще, птичка моя? Песня кончилась. Не могу же я тянуть бесконечно? Я ее навестила, и ладно.
– Кого навестила, Эм-Си? – не разобралась Аня. Она вообще отупела от бурно проведенных суток и потеряла тонкость восприятия. Все ее чуткие антенны поникли и увяли, а новых она еще не отрастила.
– Песню, кого же еще! – ответила Эм-Си немного свысока. – Я повидала Кэти-Лу, и Корни-Бесс, и Эйприл. Они все замужем, мои девочки, и у меня куча внуков. Пятнадцать штук.
– Да ты врешь, Эм-Си! – развеселилась Аня. – Просто врешь! Не бывает в наше время пятнадцать внуков!
– Ну не пятнадцать, ну, допустим, только четверо… А ты пришла в себя наконец-то? Или тебе еще петь, как маленькой?
– Спасибо, Эм-Си, – кротко ответила Аня, повернулась к певице спиной и отправилась в комнату. Золотые, с пурпурным отсветом, вуалехвосты все еще крутились в голубой плазме и не без оснований испуганно поглядывали на Аню. – Ну правильно, – сказала Аня, – бойтесь меня, гады. – Она щелкнула клавишей и отправила вуалехвостов в небытие. Отыскала в каталоге несчастный свой реферат и засела за работу.
Сеанс психотерапии, предпринятый Эм-Си, помог Ане. Помог быстренько распихать все по полочкам, по тумбочкам, по сейфикам, что находятся большей частью в голове и сердце, и запереть до времени все свое имущество, вперемешку и ветхое, и доброе, оставив в пользовании лишь чувство долга по отношению к работодателю и к себе, любимой, которую надо кормить, одевать и желательно немного баловать и развлекать.
Короче говоря, Аня решила на время абстрагироваться от обстоятельств, сосредоточиться на добывании хлеба насущного, а уж потом… Потом, когда она завтра или послезавтра получит заработанную денежку… Вот тогда она и пожалеет себя в полной мере, от души пожалеет, на всю катушку пожалеет, всем чертям назло пожалеет. Купит в «Метрополе» полуторакилограммовый торт, например, и съест его целиком, со всеми сливочными завитушками, шоколадками, клубничками и вишенками.