Летучие бурлаки (сборник)
Шрифт:
Русский характер готов к плохому как к родному. Русская душа не имеет интуиции — а зачем: она и так знает, что всегда будет трудно. В России всегда было мало предсказателей, только юродивые. Юродивые праздники не предсказывают. А зачем предсказывать — наши праздники мы и так помним: Христос родился; война закончилась. Вокруг них и хороводим.
И для русского характера, и для русской души Родина — высшая свобода.
Нам объявили, что свобода заключается в перенесении физического тела из точки А в точку Б. Запутали нас — и корова, наевшись дурной отравы, однажды сорвалась с привязи, побежала на лужайку за бадминтоном
Путешествие — это хорошо, любопытно, но свобода всё равно в другом. Некоторые уже догадались о том. Не догадались только бестолковые, но от них не избавишься, их надо беречь, чтоб не быть на них похожими.
Центр тяжести всегда внутри человека, а не вовне его.
Сергий Радонежский никогда не был за границей. Протопоп Аввакум не был. Александр Пушкин никогда не был за границей. Серафим Саровский не был. Зоя Космодемьянская тоже не была.
Или вы всерьёз думаете, что свободнее их?
Лев Толстой и Сергей Есенин были за границей — но бежали оттуда, сломя голову. Унесли в себе свою неизъяснимую свободу.
В той деревне, где я живу, — десять лет назад не жил почти никто: один дед, один алкоголик, один ослепший мужик с женою — в деревне слепому проще, повсюду — простор, запнуться не за что.
Вокруг лес, дороги сюда никакой, ни один трамвай не докатится, даже если заблудится.
Но в последние три года сюда, один за другим, стали возвращаться дети, выросшие тут в восьмидесятые и девяностые: ну, из поколения «свободных».
Каждый в городе нажил свой трудный рубль, посетил Европу, Азию, дальние материки. Прошло два десятилетия и — повлекло в дом.
За всю страну не скажу, а тут вижу: появились у прадедовых ветхих изб крыльцо спереди и пристрой сбоку, сняли старую крышу, покрыли новую, баньку возвели, отыскали печников — сложили новые печи в домах (газ сюда не провели, у нас чаще газифицируют, скажем, Чечню, до Чечни трубу ближе протянуть; что ж, мы всегда так делали).
В любой свободный день, во всякий выходной соседи мои съезжаются сюда, привозят детей. Развлечений тут никаких — вышел в лес, вернулся из леса. Дошёл до реки — пришёл обратно. Никакой свободы, одна природа. Но не надоедает никому. Все мечтают спрятаться здесь и никуда больше всерьёз не выезжать.
Летом тут жарко, зимой — холодно, всегда холодней, чем в городе. Сейчас, хоть и до весны рукой подать, а всё равно минус 27.
Соседи затопили печи.
Посмотрел в окно: стоят дымные столбы — придерживают небосклон.
Летучие бурлаки и улыбчивые дворяне
Отшельник, воин, человек книжного знания, многодетный отец, бессребреник, лётчик-испытатель, монах. Такие редкие нынче типы, один их вид вызывает скучающую гримасу: ну да, бывает.
Мимо них проходят с чувством некоторого стыда: поскорей бы отвязаться, а то вдруг попросит взаймы.
«Ты заметил, у него что-то такое с лицом? — Что? — Да не знаю… Что-то такое…»
Обладатели прекрасных лиц, сногсшибательных улыбок — они другие.
У них не 32, а 44 зуба, порой встречаются особи, у которых до 76 зубов.
Когда они улыбаются — в комнате словно загорается лампа на 200 ватт.
Боги социальных сетей, короли уличной журналистики, ведущие
Они могут позволить себе прожить пять лет в Индии, потом вернуться и сказать: ну что, всё копошитесь, жуки земляные?
Им, вы не представляете, в duty free уже скучно — что там можно купить?
У них есть свои писатели — один про чапаевские грибы, другой про великосветских сыщиков, третий про сахарных опричников.
У них есть свои причуды, которые дороже наших чудес.
Они скучают на вершине пищевой цепочки.
Любая девушка мечтает продолжить их род, но у них уже имеется жена в Лондоне, кроме того, они всё чаще размножаются почкованием. Когда им попадает в руки девушка (глаза как у ошарашенного инопланетянина, губы как летние ягоды, волосы пахнут морем, из моря за этими волосами стремятся выйти Пойседон, Одиссей, 33 богатыря, ноги не кончаются никогда, как самый увлекательный в мире сериал), — так вот, когда им попадает в руки такая девушка, они долго ворочают её с места на место — не появилось ли на ней что-то, не знаю, новое… да нет, всё как и было… всё уже было. Скучно. Сделай мне как-нибудь вот так. Нет, всё равно скучно.
В их жизни всё уже случилось.
Это у нас не было ничего.
Вы не найдёте себя в журнале GQ. Вы не прочтёте о себе в журнале Maxim.
Чувствуете, какая между нами пропасть?
Мы разбегаемся и прыгаем, чтобы попасть туда, к ним. Падаем вниз без звука. Внизу, на самом дне, нас уже миллионы, от нас остались только кости и брызги, но мы не унываем. Может, всё-таки допрыгнем?
И-э-эх, р-раз!..
Эти летучие бурлаки ждут своего Репина.
Русский человек, сделай нам на прощанье ручкой, когда разбежишься в свой последний прыжок.
Россия — страна огромная, как самая дремучая сказка, страна, рядом с которой любое ура-патриотическое кино смотрится как глупая шутка, страна, которая стесняется своего роста на балу карликов («Смотрите, смотрите, какая уродина! Нет бы отрезала себе обе ноги — была бы похожа на нормальную!»), страна, которая начинается здесь, в темноте, и кончается под самым солнцем, — эта страна, пора признать, выбрала себе неправильную элиту.
Наша аристократия — самозванцы.
Все они сверлят этой стране грудную клетку, извлекая оттуда всякую всячину (при этом ругаются: «Какой запах от неё, чувствуешь? Как от дохлой коровы») — алмазы, уголь, кровь, нефть, печёнку, селезёнку.
Иногда кто-то окликает их: «Э, куда потащил?». «Да ладно, — отвечают. — Там ещё полно всего!»
Чтоб не цедить по чарочке, проткнули в боку у страны дыру, оттуда хлещет непрестанно — одни пьют, другие купаются, третьи наполняют и грузят бочки, четвёртые запускают в создавшейся луже свои яхты, пятые сделали там джакузи.