Летучий Голландец и другие акварели
Шрифт:
И только через долгие четыре года ребята случайно встретились в пересылочном пункте по дороге на родину.
Хромой и очень уставший Юра, увидев младшую сестрёнку, от радости расплакался:
– Верунька! Родная! Какая ты стала хорошенькая! Уже и не чаял, что снова увижу тебя.
– Что у тебя с ногой, Юрочка? – тоже заплакала, глядя на измученного брата, Вера.
– Да вот… Распухла, а лечить нечем. Уронил на неё заготовку от снаряда, – кривясь от боли, ответил Юра.
– Худющий—то какой, братик мой единственный! – продолжала плакать
– Были бы кости здоровые, а мясо нарастёт! Кормили нас совсем худо, особенно в последнее время. Эх, Верунька, а уж как хочется в нашу баню! Отмыться да попариться!
– Юрочка, Юрочка! Мы не знаем, что с нашими городами и сёлами, а ты про баню! – Вера гладила старшего брата по голове как маленького мальчика. – Но ничего, если мама жива, то поможет. Отправит к тётке в село, там тебя быстро на ноги поставят, – утешала она брата, понимая, что Юра – не жилец.
Галя, с тоской наблюдая за этой горестной сценой, старалась перевести разговор на повзрослевшую и похорошевшую, несмотря на невзгоды, младшую сестру:
– Ты-то как выдержала неметчину?
– Я там не одна была… Пять наших девочек жили на ферме в старом свинарнике, а в только что построенном, жирели свиньи. Набили подушки соломой в старые хозяйские наволочки, своё «жильё» вымыли, выскребли, чтобы не так противно было. С утра варили свинячью еду и полными вёдрами таскали её хрюшкам, потом чистили и мыли подопечных и опять носили тяжёлые вёдра… Теперь уже с водой…
– Хозяева-то не шибко зверствовали? – поинтересовался Юра.
– Поначалу относились к нам как к рабыням, – желая выговориться, продолжала свой рассказ Вера, – но после, увидев, что мы вкалываем, не отлынивая, сменили гнев на милость. Даже старую тумбочку и старый шкаф нам отдали, чтобы мы свои вещи там держали. Кормили тем же, что и свиней, – Вера ухмыльнулась.
– Вот, гады! – выругался Юра. – Неужели куска хлеба пожалели?! У самих-то еды немерено!
– Страшно было другое, Юрочка! За всем хозяйством на ферме вместо цербера приглядывал наш русский мужик, сдавшийся немцам в плен. Жуткий злыдень! Отваливал затрещины без всякого повода. Хорошо, что своё мужское богатство застудил, бедняга! Иначе, брюхатил бы работниц по очереди… На соседней ферме, где охранники были здоровыми, бедным девчонкам приходилось искать травку, чтобы скинуть нежелательного ребёночка, потому что беременных сразу отправляли в концлагерь… Нам тоже за малейшую провинность концлагерем постоянно грозили.
– Всем досталось, – обнял сестру Юра.
– Но выжили и, Слава Богу! – улыбнулась Вера.
Галя слушала сестру, не переставая удивляться её доброму нраву, который сохранился, несмотря на непростой кусок прожитой жизни в чужой стране с жёсткими порядками.
– Да, Верочка, тяжело было. Но мы с тобой здоровы! А вот наш Юрочка…
– Галя, тебе-то самой, каково пришлось пережить фашистский плен? – глядя в грустные глаза сестры, спросила Вера.
– Знаешь, почему-то ко мне немцы неплохо относились. Может, заметили, что я девушка серьёзная, что меня слушаются свои русские ребята. Сделали старшей в бригаде разметчиц. Отказаться было нельзя – смерть! Но я никогда не превышала свои полномочия. Даже наоборот! По возможности пыталась добиться
Неожиданная встреча родственников была недолгой. Вера, вволю наплакавшись, отправилась со своим отрядом пешком на восток, а хромого Юру и Галю отправили туда же в товарном вагоне.
Переезд оказался непростым. Юра в дороге умер.
На очередной остановке тело вытащили из вагона и тут же похоронили…
По возвращению на Родину всех работавших на фашистскую Германию проверяли на предмет лояльности к своей стране и рекомендовали помалкивать о прошлом.
Затем сёстры отправились домой.
А дома…
Отец с фронта не вернулся.
Мать всю войну прожила в своём городе. Уж как выжила… Одному Богу известно! Сильно горевала, узнав о смерти своего любимого Юрочки.
Галя показалась матери немного чужой и очень серьёзной. Было как-то неловко смотреть в её большие серые глаза, с затаившейся там тоской.
А Вера порадовала: весёлая и здоровенькая! Теперь бы женихов хороших её дочкам!
Галю сразу взяли на завод бригадиром, а Веру определили ученицей к парикмахеру. Учили ремеслу недолго: всех тогда стригли под «одну гребенку».
Вот здесь-то, на своём рабочем месте, она и встретила Геру. Так старалась тогда и даже не смущалась почти. Постригла, как положено, побрызгала одеколоном. Он расплатился, нежно коснулся её руки, попрощался и ушёл.
Весь остаток того дня Вера пробыла под очень приятным впечатлением. Домой шла нехотя…
А там мать с Галей предавались суете, готовились к встрече желанного гостя. Оказывается, старшая сестра ждала жениха, который обещал прийти, чтобы познакомиться с семьёй невесты и попросить благословения у её матери.
На стол собрали всё, что можно было найти в это трудное послевоенное время. Была бутылочка молдавского вина, картошка со шкварками и селёдочка с лучком. Так что в грязь лицом не ударили! Принарядились, пусть в единственное, но выстиранное и выглаженное. Вера сделала дамам причёски, накрасили по моде ярко губки.
Галя старалась скрыть волнение, а мать даже не пыталась. Неужели её такие красивые и ладные дочки найдут своё женское счастье? И по праву первой должна быть именно она – её старшая дочь Галинка.
В дверь постучали. Вошёл Гера…
Все заметили его удивлённо-восхищённый взгляд, но устремлённый не на невесту, а на Веру! От приятной неожиданности она зажала рот рукой, а глаза лучились от нескрываемого удовольствия и счастья!
Кроме них двоих, никто ничего понять не мог.
Гость поздоровался и замолчал.
Казалось, он что-то обдумывает.
Затем решительно, и не спрашивая, взял Веру под локоток, подвёл к матери и попросил руки младшей дочери.