Летучий голландец
Шрифт:
– И я с вами, – сказал Порождественский. – Добираться можно на велосипедах или на байдарке; последнее, конечно, намного проще и быстрее.
Однако Н. никогда не сидел в байдарке, да к тому же вспомнил песенку, когда-то слышанную у туристского костра под аккомпанемент фальшивой гитары:
Не садись в одно каноэ,
Коль не пара вы, а двое.
«Пары из нас с этим человеком действительно не получится, – констатировал Н. – Но это
– На велосипеде я бы съездил, – вяло отозвался он.
Порождественский прикатил два велосипеда. Один был английский, «Данлоп», другой ржаво-отечественный. Порождественский на «Данлопе» смотрелся как лорд Астор, объезжающий свои заморские владения.
Бок о бок крутя педали, они добирались до места больше часа.
В церкви без крыши жило молчание – в виде безмолвных случайных слов, нарисованных углем и краской на стенах, и само по себе, неким сгустком тишины и покоя.
– Надо бы приехать сюда, порисовать, – сказал Порождественский. – Правда, лето кончается…
Колодца они не нашли, тень же была, но всегда не сама по себе, а от деревьев. Они вышли на берег, положили велосипеды на песок. Порождественский лег загорать.
– Пойду еще погляжу на церковь, – сказал Н.
Тишина поглотила его сразу, как будто пролилась откуда-то сверху. Идти не хотелось никуда; казалось, он уже пришел в конечную точку…
Потом он заметил небольшую дверцу в боковом приделе. Она держалась на одной петле, и Н. вышел через нее. На пороге в глаза ему блеснуло солнце, ослепило. Н. зажмурился, сделал несколько шагов и попал в тень. Тень была какой-то особенно густой. Вокруг росла малина, он сорвал несколько ягод, положил их на левую ладонь и проглотил все вместе, ощутив сладость и терпкость, а затем одну терпкость. Потом он лег на траву, свернул свою брезентовую куртку и подложил ее под голову. Небо над головой развернуло слои перистых облаков, за которыми оказалось не солнце, а теплый свет дневного сна.
Во сне он тоже собирал малину. Вот он потянулся еще за одной, особенно крупной ягодой, переступил поближе – и вдруг провалился в яму. Падая, он ударился головой обо что-то деревянное, перед глазами все померкло… Н. сидел на чем-то мягком. Было темно, ужасно болела нога, он захотел приподняться, но не смог. Постепенно глаза его стали различать вокруг бревна сруба. Н. понял, что провалился в тот самый колодец.
Где-то в вышине голубело небо, внизу же оказалось темно и сухо – воды в колодце не было. Н. лежал на подушке из мха.
«Повезло, – сказал он себе, – мог бы разбиться. Да, это тот самый колодец, а наверху была тень без деревьев – после того, как я вышел из церкви. Понадобилась мне та малина… Что же дальше? Порождественский вытащить меня не сможет – нужна веревка. Позовет ли он на помощь или бросит ли меня здесь?»
Тогда Н. начал кричать. Голос звучал здесь странно, слова как будто разбивались на отдельные слоги и кружились вокруг головы. Никто не появлялся. Н. кричал долго, ненадолго переставая, пока совсем не охрип.
Стало темнеть.
«Порождественский, наверное, уехал, – соображал Н., – должно быть, решил, что я заблудился в лесу. Велосипед мой, скорее всего, спрятал в кустах. Придется ждать до утра».
Нога болела невыносимо. В темноте стали высвечиваться звезды и заглядывать ему в глаза. И тогда Н. понял, что он здесь не один.
– Ну и за кем из нас раньше придут? – раздался тихий голос у самого уха.
Н. вздрогнул и стал водить рукой взад и вперед, однако никого не нащупал. Вблизи раздался смех.
Ему стало не по себе. Голос был женский, но не вполне отчетливый.
– Обычно я коротаю ночь одна, – услышал Н. – Но не всегда. Я любима и люблю!
Н. с некоторой завистью вздохнул и спросил:
– Когда же за тобой придут?
– Когда лучи солнца упадут в этот колодец. Но здесь всегда тень, даже зимой.
– Тень без деревьев, – отозвался Н.
– Как ты сказал?
– Тень есть, а деревьев вокруг нет.
– Да, тень, на земле много тени, и в душах много…
Все погрузилось в молчание, за ним, наверное, последовал сон, а вернее, сон во сне и пробуждение в том же сне, потому что следующее, что заметил Н., было небо в квадрате над его головой, которое вдруг снова голубело. В колодце мелькнул солнечный зайчик.
– О-о, за мной пришли! – послышалось вблизи, хотя рядом никого не было.
Какой-то силуэт угадывался наверху; щеки Н. коснулся легкий ветерок.
– Прощай! – прозвучало уже сверху.
«А когда же за мной придут?» – грустно думал Н.
И тут же за ним пришли: в проеме колодца показалось хорошо знакомое лицо. Отец. Наклонился над колодцем, смотрит поверх очков:
– Ты зачем дал себя в яму посадить? Я в тебе разочарован. Надеюсь, выберешься сам? Жду тебя к ужину.
И исчез. Так-таки и ушел.
Потом еще одно лицо заглянуло в колодец, бледное и напомаженное. Мать.
– Ага, вот ты где! Опять за свои причуды взялся! Пока не образумишься, домой не являйся.
И лицо исчезло. Сменилось пустотой, а потом очередным лицом – на этот раз очень молодым. Длинные волосы свисают в колодец… Вера, любимая девушка его юности. Он почти и забыл, как она выглядит…
– Так я и знала! Ну что, теперь видишь, что ты неудачник? Мне уже все равно, можешь пропадать…
И тоже удалилась.
«Я думал, она ко мне хорошо относилась, – грустно размышлял Н. – Впрочем, в те времена я, наверное, в людях не разбирался… И родители какие-то другие. Я их такими не помню, они всегда были добры ко мне… Но люди меняют свое отношение, государство тоже меняет свое отношение, надо быть ко всему этому готовым… Какое же следующее лицо принесет ветерок?»