Летучий Голландец
Шрифт:
— Что ты копаешься, дорогая? — позвал ее Гилбрин.
Покачав головой — какое легкомыслие! — Майя прошла за ним в дверь.
Квартиры, может быть, и роскошные, подумала Майя, но холлы самые обыкновенные, если не сказать хуже. На этом этаже было мало дверей, что само по себе говорило о громадных размерах квартир, поэтому Гилбрин быстро нашел то, что искал. На этом расстоянии Майя определенно почувствовала присутствие одного из их людей.
Не успели они постучать, как дверь открылась. Черный, начинающий лысеть мужчина, по возрасту вдвое старше, чем
— Входите.
Очевидно, Хамман Таррика в этом мире весьма и весьма преуспел. Убранство квартиры, которая оказалась даже больше, чем ожидала Майя, было, по стандартам этого времени, экстравагантным. Чувство естественной красоты боролось с сильно развитым ощущением превосходства. Таррике, безусловно, доставляло удовольствие выставлять напоказ свое богатство. Живопись, вероятно, оригиналы, и все остальные произведения искусства были пейзажами и другими картинами жизни природы. Комната хорошо освещена, как будто для того, чтобы лучше показать все убранство. Громадное окно открывало вид на город. Вспомнив некоторые из своих инкарнаций, Майя почувствовала приступ зависти. Ей редко удавалось жить так. Ее нынешнее возрождение было одним из самых благополучных. В этот раз, можно сказать, она жила по меньшей мере с комфортом.
Заметно было, что и в Гилбрине шевельнулась зависть, но он быстро ее поборол.
— Нет места лучше дома, пусть и бедного, не так ли, господин Таррика?
— В прошлый раз я родился рабом, а два раза до этого жил в такой нищете, что в обоих случаях покончил жизнь самоубийством, вот так-то, малыш, — огрызнулся старший из беженцев. — Добро и зло — со всем надо смиряться. В этот раз добра мне досталось от души.
— Я просто хотел похвалить ваш дом, — сказал Бродяга, изображая невинность.
Таррику это не обмануло, но он все же расслабился.
— Макфи предупредил насчет тебя, шутник. Думаю, он был слишком добр. — Он жестом предложил им сесть. — Я почувствовал вас еще несколько минут назад, но не знал, что вы идете сюда, пока вы не вошли в здание.
Рослый негр впился в них глазами, особенно в Гилбрина.
Физически Таррика был крупным человеком, и когда он наклонился к ним, казалось, он их подавляет.
— В этом варианте воспитанные гости сначала звонят.
— Воспитанные хозяева предлагают гостям выпить, — тут же отозвался светловолосый шутник с огоньком в глазах.
— Ну, если это помогает делу… — Хамман Таррика взглянул на бар. Дверцы отворились, демонстрируя батарею бутылок. Он снова обернулся к гостям.
— Что вам налить?
— Вот эта выглядит неплохо. — Гилбрин указал на бутылку виски, стоящую справа.
— А мне воды, пожалуйста, — добавила Майя, раздраженно взглянув на своего спутника. Она подумала, что не стоит злить того, кто может оказаться им нужен.
— Правильный выбор, девушка. Я и сам ее обычно пью, а запас держу для гостей, которые меньше заботятся о здоровье таких, как ваш друг.
— Чуть-чуть виски — неплохо для души поэта,
— Это если виски не станет единственной целью такого поэта, клоун.
Таррика спрятал на секунду руки за спину и тут же их вынул, держа в каждой по бокалу с напитком.
— Полагаю, это ваш, милая дама.
— Майя, господин Таррика. Я — Майя де Фортунато. — Забирая у него воду, она следила за его реакцией. Большинство Странников знали, кем был ее отец.
— Примите мое сочувствие, — вот и все, что сказал негр относительно ее имени. — Зовите меня Хамман.
Он передал Гилбрину виски без дальнейших комментариев, затем выпрямился. Пошарив сзади, Хамман Таррика достал еще один бокал с водой.
— А кое-кто меня называет клоуном и циркачом. — Гилбрин сделал глоток и улыбнулся. — Прекрасное виски.
Состоятельный беглец уселся.
— Теперь, когда вы выпили, может, скажете, что вы здесь делаете? Я вас не приглашал и у нас нет настоящего контакта. Если вам для начала нужны деньги, я могу помочь, в разумных пределах, но я вовсе не филантроп. Я хочу насладиться этим миром, пока он не рухнул.
— Вы, конечно, знаете, это будет уже скоро, — сказал Гилбрин, опуская свой бокал.
— Да как же я могу не знать? Кончается век. Во всех ушедших мирах следующее столетие никогда не завершалось.
Так что не приходится надеяться, что сейчас будет иначе. По моим оценкам, осталось десять-пятнадцать лет, двадцать — это уже крайний срок.
Бродяга подался вперед и скрестил ноги. Майя не могла не заметить, какой контраст составляла его одежда с интерьером дома. Она всегда знала, что Гилбрину нравится вносить смуту в то, что его окружает. Сейчас он подвинулся так, что его нога, висящая в воздухе, оказалась прямо под взглядом хозяина. Хамман Таррика не мог не видеть яркого ботинка, но вида не подал.
— Может, ты захочешь изменить расчеты, Хамман. — Гилбрин снова отхлебнул, голос его стал мрачным. — Полагаю, у нас есть не более шести месяцев, а скорее всего несколько недель.
Бокал почти выскользнул из руки негра.
— Что ты имеешь в виду?
— Ездил куда-нибудь по делам в последнее время?
— Да нет. Дела требуют моего присутствия в городе. Однако у меня запланирована одна поездка на следующей неделе. Собираюсь лететь в Нью-Йорк.
Гилбрин взглянул на Майю.
— Интересно будет посмотреть, как далеко он улетит. С самолетом эти штучки труднее.
— Ты думаешь, он может улететь?
— Возможно, но маловероятно. Слишком очевидный путь для побега. Ему не дадут.
— О чем вы говорите, маяк Карима? Объясните.
Бродяга с охотой переложил информацию на плечи хозяину, чему Майя была очень рада, самой ей очень не хотелось сообщать такие ужасные новости.
Бродяга рассказывал об их приключениях, а на лице Хаммана Таррики раздражение сменилось недоверием и наконец смирением. Он так и не дотронулся до своего питья, в отличие от Гилбрина, которому виски пришлось доливать дважды. Теперь-то чувства обоих мужчин были едины.