Лев и Акула. Сборник рассказов
Шрифт:
Перековка
Последний полёт капитана корабля. Возвращаться с перековки Патрикеич будет пассажиром. До этого, во время полёта на Кузню, приходилось штудировать чертежи будущей конструкции, зубрить новомодные программы, которыми «Стрелку» напичкают по современным технологиям. Совершенствуя судно, переэкзаменовки экипажа не избежишь. Но, как говорят пилоты: железо – не человек, на пенсию не ходит. На этот раз Патрикеич уступит корабль новому капитану.
Прозвище к Павлу Алексеевичу Лисовому прилипло ещё со времён академии. Куратор оговорился, зачитывая приказ, товарищи подхватили.
Преемник только что окончил академию, знал будущую «Стрелку» наизусть. Уверенный в себе безбородый мальчишка, каким и сам Патрикеич был двадцать лет назад – жизнь казалась долгим приключением, а финишная ленточка нереальной перспективой.
Стажёр вглядывался в черноту космоса. Нижняя губа выдвигалась вперёд, наползала на верхнюю, потом издав звук «п-пф», возвращалась в привычное положение.
«Пыхтун!», – беззвучно обозвал парня Патрикеич и, смутившись своего раздражения, заговорил:
– Стас, ты бы отдохнул…
– Стани'слав, – поправил капитана преемник, ударяя на втором слоге.
– Прости, всё время забываю. Иди, позову на подлёте.
– Я не устал, командир.
Да, пока ещё командир. На обратном пути сам Патрикеич вот также будет сидеть в кресле второго пилота и «пыхать», отказываясь покинуть рубку. Или не будет? Пойдёт в каюту и запустит по двадцатому разу какой-нибудь старый фильм – начнёт привыкать к собственной бесполезности.
Нынешние пилоты-пенсионеры с печалью вспоминали те времена, когда можно было преподавать в академии. Корабли меняются так быстро, что знания отставника не годятся и первокурсникам, которых обучают на опережение.
Погладил матовую панель перед собой, та отозвалась бледным всполохом. В голове зазвучал голос «Стрелки»:
– Слушаю, командир.
Голос корабля – голос, который слышит только командир.
– Это я так, – мысленно ответил Патрикеич.
– Через полчаса будем на месте.
– Хорошо.
Защемило в груди. Вот ещё новость – совершено здоровое сердце подавало непривычные сигналы. Болтают, что списанные капитаны, те у которых, как и у Патрикеича, ни семьи, ни хобби, принимались болеть, будто в отместку за прошлую интересную жизнь. С какой стати он так непозволительно расклеился? И на Земле люди живут.
Искусственной планете, на которую переселилось человечество, дали имя Новая Земля. За пять сотен лет приставка затерялась. Старую теперь называли Земля-проматерь, или Праземля. И воспринимали её лишь как историческую память.
Праземлю покинули, спасаясь от непобедимых бактерий и вирусов. Людям пришлось перестроить под себя другую систему. Сферы деятельности распределили по разным планетам. Новая Земля служила домом, на Кузню вынесли производство, на Лаборатории проводили эксперименты, Дисней служила для развлечений, животному миру выделили Зверинец. Были и другие, которые Лисовому посещать не приходилось.
– Время подлёта десять минут, – вновь постучался в мысли голос корабля.
Патрикеич с горечью подумал, что теперь он слышать «Стрелку» не будет. Совсем. Никогда. Ни этот – мягкий материнский тембр. Ни тот, каким она «говорила» после перековки – звонким, девичьим. По мере старения корабля взрослел и голос: через два-три года от перевыпуска становился влекущим, сексуальным, спустя ещё два в нём появлялись заботливые нотки, будто корабль набирался опыта. Тогда-то, не дожидаясь дряхлости, отправляли судно менять облик и программы.
– Пока мы не на орбите, не поздно повернуть. Бежим? – шепнула «Стрелка»
Патрикеич вздрогнул и покосился на Стаса. Слышал? Нет, будущий капитан вне связи пока.
– На борту посторонний, – мысленно ответил Лисовой.
Раньше преемник получал корабль уже обновлённым. Положение изменили, когда кое-кто из тех, кому грозила пенсия, не долетев до Кузни, повернул прочь из системы. Безумство, иначе не назовёшь. Каково это, обречь себя на вечное блуждание в космосе, без права захода в гавани. Долгие годы не видеть человеческого лица, кроме как в записи, не слышать живую речь. Поговаривали, что беглые капитаны-угонщики отправлялись на Старую Землю. Ну, если не на саму планету, то на орбиту.
Лисовой опять глянул на Стаса. Тот продолжал своё «пыханье», покачиваясь корпусом в ритме музыки, которую слушал.
Что страшного в том, чтобы улететь из искусственной системы навсегда? Ведь никто из угонщиков не вернулся. Не могли же все до одного пропасть? Или неплохо им живётся без лиц и голосов? Между собой вполне могут переговариваться, на орбите-то. Летают себе, наматывают круги, любуются родной планетой. Той самой Землёй, которую нынешнее человечество помнит лишь виртуальной. Патрикеич затряс головой, прогоняя атаковавшие несчастный мозг мысли. Лет десять уже никто не сбегал, как знать, живы ли те, кто сделал это раньше?
Подлетали к орбитальному комплексу. Начали готовиться к стыковке. Привычные действия отвлекли от бередящих душу мечтаний.
Надвигалась та самая ненавистная минута – пора покидать корабль. Навсегда. Патрикеич вернётся на борт перекованной «Стрелки», но не услышит её звонкого юного голоска. Корабль подбросит бывшего капитана до нужной гавани и отправится в рейс, где пенсионеру нет места.
Станислав нетерпеливо выглядывал из шлюза. Патрикеич шествовал медленно, как в церемониальном танце, и вёл пальцами по пупырчатой переборке. Прощался. Вот бывший капитан переступил порог, оглянулся и вздрогнул. Глаза его расширились, стажёр вопросительно поднял брови. Стас не мог слышать, что на прощанье сказала «Стрелка»:
– Возвращайся, командир.
Станислав задал вопрос и пока ждал ответа, лифт достиг поверхности планеты. Двери разъехались, открывая унылый пейзаж. Здесь царствовали камень и металл, кое-где стекло – толстое, покрытое плёнкой так, чтобы внутри помещений вид из окна можно было менять по желанию.
– Нет, – отозвался, наконец, Лисовой, когда новый капитан «Стрелки» в очередной раз повторил вопрос, – нечего мне там делать. Ты же знаешь дорогу.
Станислав пожал плечами и протянул руку для прощального рукопожатия. Патрикеич торопливо стиснул холодные твёрдые пальцы преемника и метнулся в противоположную сторону. Не хотел смотреть, как «Стрелку» загоняют в домну, как задраивают толстенные ворота шахты. Уж лучше скоротать время в ботаническом саду – единственном месте на Кузне, где взгляд не утыкался в матовую серость, а дыхание становилось лёгким и приятным.