Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929
Шрифт:
Зина страдала туберкулезом легких, и родные надеялись, что ее удастся послать из Турции в одну из европейских стран для квалифицированного лечения. Пока что Троцкий, не ожидая, что из этого выйдет что-то путное в силу личных свойств дочери, дал Зинаиде несколько заданий секретарско-технического характера. Отнесясь к ним как к скучной повинности и считая, что она способна на значительно большее, Зинаида только затрудняла работу Троцкого, вмешиваясь в дела и давая непрошеные, подчас нелепые советы. В качестве секретаря Зинаида отличалась рассеянностью, неисполнительностью, и вскоре ей перестали давать поручения, что вызвало очередные обиды, истерики и выяснение отношений, главным образом с женой Троцкого. Так что надежды Сталина в целом оправдались.
Наталья Ивановна держалась в этой сложной ситуации весьма достойно, проявляла заботу о дочери Троцкого и, тем более, о его внуке, которого сразу полюбила, как родного. Но сам Лев Давидович, всегда озабоченный покоем Натальи, чувствовал себя не в своей тарелке. Отношения с дочерью быстро ухудшались. С большим трудом в качестве временного решения Зинаиду удалось устроить
992
Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-13728.
На Принкипо Троцкий жил четыре с лишним года. Правда, в ночь на 1 марта 1931 г. на его вилле произошел сильный пожар. Перед этим случился меньший пожар, который был быстро ликвидирован собственными силами, не принеся существенного ущерба. (Высказывалось предположение, что оба пожара могли стать результатом неаккуратности Зинаиды.) В результате второго пожара серьезно пострадала значительная часть виллы, сгорели некоторые подготовительные материалы к работам Троцкого, написанные фрагменты текстов (в частности, запланированной им книги о Марксе и Энгельсе) [993] , а также часть архива, однако не очень существенная. Мужественно во время пожара вел себя секретарь и охранник Троцкого Ян Франкель, который остался в горящем доме и выбрасывал из окна кабинета папки с рукописями и другими документами до тех пор, пока прибывавшие пожарные не заставили его покинуть помещение [994] .
993
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 84. «Вряд ли придется вернуться снова к этой теме», — писал позже Троцкий в своем дневнике. Эта работа так и не была завершена и опубликована.
994
Heijenoort J. With Trotsky in Exile: From Prinkipo to Coyoac'an. P. 24.
О пожаре немедленно под крупными заголовками сообщили турецкие и зарубежные газеты, так что, например, болгарские сторонники, весьма взволнованные этим событием, в тот же день отправили Троцкому почтовую карточку с возникшими у них вопросами. 7 марта Троцкий им ответил: «Я получил вашу открытку от 1 марта с запросом о нашей «катастрофе». Она достаточно велика, но все же не так грозна, как сообщили некоторые газеты. Прежде всего, наиболее полные документы архива хранятся вне Турции, некоторые даже в двух копиях. Та часть архива, которая мне необходима для текущих работ, не сгорела. Спасена также рукопись второго тома «Истории русской революции», который подготавливается мною к печати. Все остальное сгорело. В том числе: материалы, вырезки, заметки для книги о мировом положении, для книги политических характеристик и отчасти для книг о Ленине и о Красной армии. Чтоб восстановить эти материалы, нужна очень большая работа: нужно перечитать большое число книг, старых газет и пр. и пр. Эта работа осуществима только отчасти. Сгорела также вся библиотека и все так называемое «имущество», включая даже такие вещи, как стило [995] , часы и пишущая машинка. Сейчас живем на бивуаке и ищем квартиру» [996] .
995
Так на старый русский манер Троцкий называл свой «пишущий прибор», то есть ручку.
996
Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-7821.
В течение почти месяца семья Троцкого вновь жила в гостинице, на этот раз в крохотном отеле «Савой» на Принкипо, а в конце марта перебралась в азиатскую часть Стамбула, в небольшой пригород Кадикьой, где был временно снят дом — менее удобный, чем вилла на Принкипо, но с прочным забором и помещениями для охраны и секретарей, что Лев Давидович считал наиболее важным. Вскоре пожар вспыхнул и в новом доме. Казалось, что Троцкого буквально преследовали пожары, правда не тот главный пожар, о котором он мечтал, не пожар мировой революции. Огонь разгорелся в подвальном этаже. Его удалось быстро потушить без существенного ущерба. В своем дневнике Троцкий записал: «Инициатором предприятия оказался мой внук 6 лет, который трудолюбиво собрал в кучу опилки, дрова, старую вату — и с успехом поджег этот хорошо воспламеняющийся материал.
997
Троцкий Л. Дневники и письма. С. 75.
998
Heijenoort J. With Trotsky in Exile: From Prinkipo to Coyoac'an. P. 6–7.
Еще до второго пожара помощникам Троцкого удалось найти ему хорошего секретаря. Им стала образованная и трудолюбивая Мария Ильинична Певзнер, за десять лет до этого эмигрировавшая вместе со своими близкими из России. Она была политически нейтральной, но смогла вникнуть в интересы и заботы Троцкого и подчас даже по его поручению сама писала письма в разные концы мира с заданиями, существо которых перед этим разъяснял ей Троцкий. Близкие и посетители шутили, что Лев Давидович обзавелся «белогвардейской секретаршей». Почти год, до самого отъезда Троцкого из Турции, Певзнер работала не щадя сил. По вечерам она уезжала в Стамбул на катере, а когда работы было особенно много или когда море было очень беспокойным, ночевала в отеле «Савой» на Принкипо.
Постепенно быт на Принкипо приходил в относительную норму. В штат Троцкого обычно входили в это время секретарь, стенографистка, три-четыре охранника, которые одновременно исполняли функции помощников. Снаружи дом охраняла также турецкая полиция, служители которой, правда, соответственно восточным традициям, были медлительны и надежной защиты обеспечить не могли, так что реальную, хотя и весьма незначительную силу составляли только идейно связанные с Троцким помощники. Месячные расходы были скромными, составляли от 1 до 1,5 тысячи долларов (сюда входили и деньги, которые Троцкий посылал сыну Льву, когда тот перебрался в Берлин). Ничего лишнего обитатели принкипской виллы позволить себе не могли. Почти не было мебели, пища была предельно проста. Небольшой сад у дома был неухоженным, там господствовали сорняки. Зато сам дом стоял на берегу моря (и это Троцкому было особенно приятно) и из окна кабинета виден был соседний крохотный островок — красный утес, напоминавший погружающееся в воду доисторическое существо [999] .
999
Eastman M. Einstein, Hamingway, Freud, and Others. Great Companions. Critical Memoirs of Some Famous Friends. New York: Farrar, Straus, and Cudahy, 1959. P. 159–160.
Хотя пребывание на острове имело свои прелести, Троцкий всеми силами тянулся в Западную Европу, обращался с просьбами о предоставлении ему визы в Германию, Великобританию, Чехословакию, США и другие страны. Некоторые русские беженцы, проявляя в этом вопросе «классовую солидарность», полагали, что не следует препятствовать Троцкому в выезде в одну из крупных стран. А. Ф. Керенский в беседе с корреспондентом газеты «Чикаго трибюн» выразил надежду, что иностранные правительства окажут ему гостеприимство, дадут визу и этим докажут, что они с большим уважением относятся к свободе, нежели это делают большевики в СССР [1000] .
1000
Возрождение (Париж). 1929. 2 марта.
Зарубежные дипломаты и чиновники вступали с изгнанником в вежливую переписку, но в конце концов неизменно следовали отказы. Уже 22 апреля 1929 г. Троцкий написал статью «Демократический урок, которого я не получил» [1001] , где подробно рассказал, как с легкой руки германских социал-демократов ему было отказано во въезде в эту страну. «Демократический урок» Троцкий не воспринял абсолютно зря. Германским социал-демократам было что ставить в вину Троцкому: и многочисленные, можно даже сказать «перманентные» попытки взорвать Веймарскую республику, организуя на советские деньги в Германии революции, и коминтерновский запрет левым партиям Германии вступать в союз с социал-демократами для борьбы с поднимающимся нацизмом, который Троцкий упрямо старался не замечать.
1001
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев). 1929. № 1. С. 5–8.
Несколько месяцев тянулась переписка с посольством Чехословакии по поводу предоставления визы на краткосрочное лечение. Вначале чехословацкие власти прямо не отказывали во въезде, но выдвигали все новые и новые условия. Троцкий на эти условия соглашался, но в конце концов, несмотря на то что примирился со всеми ограничениями, которые собиралась на него наложить чехословацкая сторона, ему все-таки было в визе отказано [1002] . Может быть, вспомнились приказы Троцкого о разоружении и расстреле солдат и офицеров Чехословацкого корпуса в Советской России в 1918 г.?
1002
Архив Троцкого. Фонд 13.1. Т-724.727, Т-767.773, T-7650, T-7655.