Лев Воаз-Иахинов и Иахин-Воазов

Хобан Рассел Конуэлл

— Нет, — ответил Иахин–Воаз.

— А тем днем?

— Ничего.

— На работе тоже ничего? По телефону вы сказали, что работаете в книжном магазине.

— Ничего такого в книжном магазине. Был, правда, засов в форме льва, но это было в другом магазине, моем собственном, где я продавал карты до того, как приехал в страну.

— Что за засов? Что-нибудь особенное?

— Сын сказал, что по моей карте нельзя найти льва.

— У вас есть сын?

— Воаз–Иахин, — сказал Иахин–Воаз. — Так звали и моего отца. Он основал дело, торговлю картами. Он

ушел от своего сына. А я ушел от своего. От моей жены и сына. Отец говорил, что мир для того и сделан, чтобы искать и находить. А карты не дают тому, что было найдено, потеряться вновь. Так говорил отец. Однако все найденное рано или поздно теряется вновь.

— А что потеряли вы?

— Годы самого себя, свою зрелость, — ответил Иахин–Воаз. — Есть только одно место, и это место — время. Почему я держу у себя эту карту, обещанную ему? Мне она не нужна. Я мог бы с легкостью отдать ее ему. Послать ему.

— Вашему отцу?

— Мой отец умер. Сыну.

— А почему вы не отдали ее ему?

— Я держался за нее, чтобы найти то, чего так и не нашел.

— Что именно?

— Я бы хотел поговорить о льве, — напомнил Иахин–Воаз, взглянув на часы.

Доктор раскуривал трубку чуть ли не битую минуту.

— Хорошо, — наконец сказал он из облака густого дыма. — Что такое лев? Лев — это то, что может вас убить. А что такое смерть?

— Мы успеем поговорить на эту тему? — спросил Иахин–Воаз.

— В смысле, что такое смерть в этом контексте? То, чего вы хотите или чего не хотите?

— Кто же хочет умирать? — усмехнулся Иахин–Воаз.

— Вы были бы весьма удивлены, — заметил доктор. — Но давайте сначала определим, что означало бы для вас быть убитым львом.

— Конец, — сказал Иахин–Воаз.

— Это означало бы для вас, так скажем, награду?

— Совсем нет.

— Тогда это было бы нечто противоположное награде?

— Наказание? — спросил Иахин–Воаз. — Полагаю, да.

— За что?

— Жена и сын могли бы поведать вам об этом очень подробно, — сказал Иахин–Воаз, поглядывая на часы. — Между прочим, лев ждет меня каждое утро перед рассветом.

— Он приходит к вам домой или следует за вами на работу? — спросил доктор.

— Нет и нет. Но он — там, и я знаю, что он там.

— Хорошо, — сказал доктор. — Но это вы выбираете, встретить его или нет?

— Я.

— Тогда все дело в том, что вы боитесь выходить на улицу, потому что там вам встретиться плотоядный лев. Вы боитесь наказания.

— Об этом я не подумал, — признался Иахин–Воаз.

— Каких людей наказывают?

— Полагаю, самых разных.

— Это решают присяжные, — объяснил доктор. — Потом они появляются перед судьей, и он спрашивает: «Как вы находите ответчика?»

— Виновным, — ответил Иахин–Воаз. — Но откуда приходит лев? Объясните.

— Хорошо, — согласился доктор. — Попробую углубиться в это насколько смогу. Но учтите, что я не только не знаю всех ответов, но даже и всех вопросов, которыми вы задаетесь. Но забудем о технической стороне дела. Лев есть нечто экстраординарное, и то,

питается ли он мясом или играет на кларнете, — вопрос скорее академический.

— Он не смог бы убить меня кларнетом, — вставил Иахин–Воаз.

— Лев, — продолжал доктор, — способен по–настоящему воздействовать на вас. Но ничего удивительного в этом нет, ведь и телевидение может. Вот сейчас, к примеру, на всех волнах транслируются изображения разговаривающих, поющих, танцующих людей, и среди них, возможно, есть даже изображения львов. Будь в этой комнате телевизор, мы бы увидели эти образы и услышали бы голоса, музыку, звуковые эффекты. Они смогли бы оказать на нас эмоциональное воздействие, оставаясь при этом не более чем образами.

— Не очень удачный пример для моего льва, — сказал Иахин–Воаз. — Все, у кого есть телевизор, могут увидеть ваши программы. Но один я могу увидеть льва.

— Представьте себе, — сказал доктор, — что у вас есть единственный в мире телевизор, настроенный на данную волну. — Он поглядел на часы. — Телевизор, передающий вину и наказание.

Иахин–Воаз тоже посмотрел на часы. Осталось меньше минуты.

— Но откуда приходит лев? — задал он вопрос. — И где этот телевизор?

— Кто, вы думаете, собирается вас наказать?

— Все. — Иахин–Воаз удивился, услышав себя, как раз когда его отец и мать встали перед ним. Люби нас. Будь тем, кем мы хотели бы.

— Пока что нам известно только это, — произнес доктор, вставая. — На этом пока остановимся.

— Но как мне переключить программу? — спросил Иахин–Воаз.

— А вы хотите ее переключить? — спросил доктор, открывая дверь.

— Что за вопрос! — воскликнул Иахин–Воаз. — Хочу ли я!

Но дверь закрылась, и ему оставалось только подсчитать в уме стоимость сегодняшнего завтрака для льва.

14

Воаз–Иахин сидел на обочине и помечал на карте место, где водитель грузовика высадил его, когда рядом притормозил небольшой красный кабриолет с опущенным верхом. У него были иностранные номера, внутри громко играла музыка. За рулем сидела красивая загорелая блондинка примерно одних лет с его матерью.

Она белозубо улыбнулась и открыла дверцу. Воаз–Иахин забрался внутрь.

— Куда едешь? — спросила она по–английски.

— В порт. А куда едете вы? — спросил Воаз–Иахин, осторожно подбирая английские слова.

— Как когда, — отвечала она. — Я довезу тебя до порта. — И она плавно вывела кабриолет на дорогу.

До встречи с водителем грузовика Воаз–Иахин пребывал в спокойном неведении относительно природы людей, однако теперь он чувствовал, как это неведение сползает с него, точно апельсиновая кожура. Он сомневался, сможет ли натянуть ее обратно. Он сидел рядом с блондинкой, и ему казалось, что о людях можно свободно читать по их лицам. Теперь, возможно, я смогу разговаривать и с животными, деревьями, камнями, думал он. Лев мелькнул и пропал, словно воспоминание из далекого детства. Ему стало совестно оттого, что по его вине расплакался водитель грузовика.