Лев
Шрифт:
И ее голос действительно произнес:
– Дальше не ходите, это запрещено.
Однако как раз потому, что я предчувствовал его, этот беззвучный, заговорщический возглас меня удивил и испугал гораздо сильнее, чем в то утро, когда я услышал его неожиданно. Слишком уж много совпадений. Наверняка галлюцинация, порождение моего собственного сознания.
Но когда я оглянулся назад, оказалось, что стриженная под горшок девочка в сером комбинезончике стоит, опершись о ствол все того же дерева. Только на этот раз она смеялась.
– Чудеса какие-то, да и только… – сказал
Беззвучный смех Патриции усилился. В глубине ее зрачков плясали очаровательнейшие лукавые огоньки.
Я так и знала, что вы не догадаетесь, – сказала она. – Это же ведь я подослала их к вам. Я знала, что потом вы обязательно придете сюда.
Я рассмеялся так же беззвучно, как и она. Потом мы с ней разглядывали животных.
Я узнал по глубокому шраму на спине того носорога, который бросался на нас… Я говорил себе, что маленькая зебра, которая, повалявшись в грязи, теперь каталась по траве, приминая ее своими полосатыми боками, могла быть сестрой того зебренка, остатками которого лакомились маленькие гепарды. При виде пасущихся буйволов мне вспомнился тот вчерашний буйвол, который нес на себе во время последнего в своей жизни бега вцепившегося ему в холку Кинга.
И много других мыслей приходило мне в голову, много возникало всяких зрительных ассоциаций. Я рассказывал о них Патриции. Она одобряла, поправляла меня, объясняла.
Вдруг она сказала мне очень серьезно:
– Я вот все думаю, чем вы вообще занимаетесь в жизни.
– Я путешествую… смотрю, – сказал я ей. – Это очень интересно.
– Разумеется, – сказала Патриция. – Но неужели это все?
– Нет… Потом я пишу.
– Что?
– Описываю то, что я видел во время путешествия.
– Зачем?
– Для людей, которые не могут путешествовать.
– Понимаю, – сказала Патриция.
Между бровями девочки пролегла морщинка. Она спросила меня, показывая в сторону животных:
– А о них вы тоже напишете?
– Не думаю, – ответил я.
– И правильно, – сказала девочка. – У вас ничего не получится.
– Я понял это.
– Как?
– Благодаря тебе.
Патриция дружески рассмеялась и взяла меня за руку.
– Вам нужно будет, – сказала она, – вернуться сюда к нам, приезжать почаще и надолго… Тогда, может быть…
Она снова рассмеялась и добавила:
– Мне пора идти поговорить с моими друзьями. Подождите меня здесь.
И тонкий, хрупкий силуэт в сером комбинезончике заскользил между высокими травами, кустами и широкими лужами, чтобы шепнуть зверям Килиманджаро волшебные слова.
Я оперся о ствол дерева и стал рассматривать вершину горы с ее снегами цвета утренней зари. Отдав дань грезам, я через несколько мгновений опустил свой взгляд к земле, чтобы поискать там Патрицию. Я увидел ее тут же. Она еще не дошла до основного скопления животных. И тут же чуть не закричал от ужаса: по следам девочки быстро перемещалась в траве какая-то тонкая темная форма с треугольной плоской головой, блестевшей на солнце. Распространяются ли чары Патриции на пресмыкающихся? И в состоянии ли Кихоро – будь он хоть трижды лучшим в мире стрелком – поразить эту колыхающуюся, изменчивую цель? Я готов был запаниковать, звать на помощь одноглазого следопыта, бежать к Патриции… да и мало ли чего еще. Но девочка остановилась возле газели, и черная форма медленно поднялась с земли и выпрямилась. Она оказалась мужским телом обнаженным и прекрасным, вооруженным копьем и увенчанным похожей на медную каску шевелюрой.
Я закричал:
– Патриция, будь осторожна! Ориунга!
То ли голос отказал мне? То ли ветер отнес в сторону мои слова? Мое предупреждение не достигло ушей девочки. Оно лишь испугало группу антилоп да заставил пуститься в галоп нескольких проходивших рядом со мной зебр. И уже было слишком поздно. Моранстоял рядом с Патрицией. Я затаил дыхание. Но ничего не произошло. Просто дальше Ориунга и девочка пошли вместе Ориунге тоже было не привыкать к диким животным и, возможно, у него в запасе тоже были волшебные слова.
Когда Патриция вернулась, одна, солнце уже успело подняться довольно высоко и грело сильнее, Она спросила меня со смехом:
– Вы видели морана?
– Да. – В горле у меня пересохло. – И что?
– Он провел всю ночь вблизи нашего бунгало, в лесу, дожидаясь, когда я выйду – сообщила Патриция.
– Зачем?
– Чтобы не упустить меня и поговорить со мной, – сказала Патриция.
– И чего он хотел?
– Узнать, являюсь ли я дочерью большого льва или же я просто колдунья, – сказала Патриция, снова рассмеявшись.
– А ты что ему ответила?
– Чтобы он угадал, – сказала Патриция.
Она посмотрела на меня, подмигнула мне и спросила:
– А ведь вы же видели вчера, как он прятался около дома Кинга и что он видел все, что там произошло со львицами?
– Да, видел.
– Почему же вы не предупредили меня? – спросила девочка.
Я не ответил. Патриция подмигнула мне другим глазом.
– О! А я знаю, – сказала она. – Вы испугались за меня. Но это вы напрасно. Он ничего не может мне сделать. Я белая женщина.
Она вдруг сложилась вдвое от приступа душившего ее смеха, тем более мучительного, что из-за животных смеяться она могла только молча. Немного справившись с этим приступом, она продолжила:
– И еще он предложил мне выйти за него замуж.
– А ты что сказала? – спросил я.
– Посоветовала, – ответила она, – поговорить об этом с Кингом.
Мне не хотелось допускать в мое сознание все то, что скрывалось за этими словами, и я сказал:
– Не понимаю.
– А тут все просто, – объяснила девочка. – Я рассказала морану,где мы с Кингом каждый день встречаемся. Я сказала ему, что он вряд ли осмелится прийти туда без оружия. – Патриция важно покачала головой. – Кинг ненавидит негров с копьями. Он, может быть, знает, что его родителей убили такие же люди, как они.
– Но ты же сама говорила мне, что масаи безумно гордые? – воскликнул я.
– Ну и что? – спросила девочка, искусно изобразив невинность.