Левая рука тьмы
Шрифт:
— Да живут и здравствуют все Короли Кархида! — закричал он.
Некоторые присоединились к его тосту, но многие воздержались. — Во имя Меше, смеяться над смертью ребенка, — скривив лицо от отвращения, сказал толстый пожилой человек в пурпурном, сидящий рядом со мной, бриджи плотно облегали его ноги.
Дискуссия переключилась на тему, что теперь сын Аргавена от кеммеринга может стать его наследником, ибо ему уже за сорок, детей у него, скорее всего, больше не будет. Некоторые считали, что регентство сразу же кончится, другие сомневались в этом.
— Что вы думаете об этом, мистер Ай? — спросил меня некто Мерсен, которого Обсле назвал кархидским агентом, это означало, что он был одним из людей Тибе. — Вы же только что из Эренранга, что там говорят относительно слухов, будто Аргавен фактически без оповещения отрекся от престола, передав правление своему кузену?
— Да, до меня доходили такие слухи.
— И
— Представления не имею, — сказал я, и в эту минуту хозяин прервал нас репликой о погоде, потому что собравшиеся приступили к еде.
После того как слуги убрали пустые тарелки и горы объедков с буфета, мы расселись вокруг круглого стола, и перед каждым стоял бокал с жидким огнем, который они, подобно большинству мужчин, называли водой жизни, и мне стали задавать вопросы.
После исследований, которыми меня мучили в Эренранге врачи и физики, мне не приходилось сидеть лицом к лицу с группой людей, которые хотели бы, чтобы я отвечал на их вопросы. Некоторые кархидцы, особенно фермеры и рыбаки, с которыми я провел первые месяцы, удовлетворяли свое любопытство — которое было довольно настойчивым — просто спрашивая меня. Здесь же говорили уклончиво, смутно, замыкаясь в себе. Им не нравился обмен вопросами и ответами. Я вспомнил о Крепости Азерхорд, где Фейкс Ткач дал мне убедительный ответ… Даже специалисты знают, что вопросы в силу ясных психологических причин не должны переходить определенной границы, особенно в области деятельности желез внутренней секреции и обмена веществ, чем я сильнее всего отличался от геттенианских норм. Например, меня никогда не спрашивали, как постоянная половая принадлежность, свойственная моей расе, сказывается на социальных институтах, как мы чувствуем себя в состоянии «постоянного кеммера». Они слушали, когда я рассказывал им; психологи слушали, когда я объяснял им сущность мысленного общения, но никто из них не позволял себе задавать самые главные вопросы, чтобы составить себе ясную картину об обществе Терры или Эйкумены — кроме, впрочем, Эстравена.
Здесь же они не были столь связаны обязанностью соблюдать чей-то престиж или блюсти гордость и чувствовалось, что вопросы не оскорбляют ни спрашивающего, ни отвечающего. Тем не менее, скоро я убедился, что спрашивающие полны желания уличить меня или поймать на обмане. Это на минуту выбило меня из колеи. Конечно, я встречался с недоверием в Кархиде, но очень редко с явным желанием быть недоверчивым. Тибе продемонстрировал мне подготовленный спектакль на тему «Я-знаю-что-имею-дело-с-обманом» в день парада в Эренранге, но теперь-то я знал, что то была часть интриги, чтобы дискредитировать Эстравена, и я догадывался, что, в сущности, Тибе верил мне. Он, кроме того, видел мой корабль, небольшой космический бот, который спустил меня на планету; он имел свободный доступ к сообщениям инженеров, изучавших мой корабль и ансибл. Никто из здешних Обитателей Орготы не видел моего корабля. Я мог показать им ансибл, но сомневаюсь, чтобы их убедила эта Чужая Штука, поскольку у них не было достаточно знаний, чтобы, убедившись в ее подлинности, не принимать ее за обман. Старый Закон о Культурном Эмбарго не позволял мне представить на этом этапе убедительные и доступные для анализа искусственные образования, и поэтому у меня ничего не было, кроме моего корабля, ансибла, подбора слайдов в ящичке, несомненной странности моего тела и моего образа мышления. Слайды пошли вокруг стола, и их рассматривали с тем невозмутимым выражением, с которым вы смотрите на фотографии членов чужой семьи. Вопросы продолжались. Что представляет собой Эйкумена, — спросил Обсле, — мир, лигу миров, какое-то место или правительство?
— Ни то, ни другое, ни третье. Эйкумена — это наше слово, земное слово, обычно ее называют Семья, на кархидском это звучит, как Очаг. Я не уверен, как это будет звучать по-орготски, я еще не так хорошо знаю ваш язык. Думаю, что не Сотрапезность, хотя есть несомненное сходство между Правительством Сотрапезности и Эйкуменой. Но в сущности Эйкумена — не правительство. Она представляет собой попытку отделить мистику от политики, и на этом пути, конечно, большей частью могут быть неудачи, но они принесли куда больше пользы человечеству, чем успехи предшественников. Создано общество, которое хотя бы потенциально обладает культурой. Это форма образования, в определенном аспекте это что-то вроде очень большой школы — в самом деле очень большой. Поводы для связи и сотрудничества лежат в сути этого образования, и в другом аспекте она представляет собой лигу союзов или миров, создавших некоторое подобие централизованной организации. В этом плане я и представляю Лигу. Жизнью Эйкумены как политического единства управляет сотрудничество, а не законы. Они тут не требуются, решения вырабатываются на основе советов и договоров, а не уговорами и командами. Как экономическое сообщество, оно очень активно, расширяя свои межпланетные связи и поддерживая баланс торговли в сообществе восьмидесяти трех миров. Восьмидесяти четырех, чтобы быть точным, если Геттен войдет в Эйкумену…
— Что вы имеете в виду, говоря, что законы не оказывают давления? — сказал Слоси.
— Не существует ни одного общего закона. Государства — члены Эйкумены подчиняются своим собственным законам; когда же они сталкиваются с проблемами Эйкумены, то начинается выработка законных или этических соглашений на основе выбора или сравнивания. Если в Эйкумене, как эксперименте по созданию сверхорганизма, начнутся неполадки, это может привести к организации сил по поддержанию мира, полиции и так далее. Но пока в этом нет нужды. Все основные миры вышли из разрушительной эры пару веков тому назад, они вернули к жизни забытые идеи и потерянные замыслы, они снова научились разговаривать друг с другом… — как мог я объяснить, что значат Века Вражды и их последствия людям, в языке которых даже не было слова для обозначения войны?
— Это просто потрясающе, мистер Ай, — сказал хозяин, Сотрапезник Джегей, изящный подвижный человек с внимательными добрыми глазами. — Но я не могу понять, что они хотят от нас. Иными словами, какую пользу могут получить от нас остальные восемьдесят три мира? Которые, насколько я понимаю, очень интеллектуальные миры, поскольку у нас нет Межзвездных Кораблей и тому подобного, что есть у них.
— Никто из нас этого не понимал, пока не появились представители Хайна и сетиане. Некоторые понятия вообще не употреблялись, пока Эйкумена не создала правила, которые, как мне кажется, вы называете Открытой Торговлей. — Это вызвало всеобщий смех, потому что именно так называлась партия или фракция Джегея, которая существовала помимо Сотрапезности. — Открытая Торговля — это именно то, чего я пытаюсь тут добиться. Торговля, конечно, не только товарами, но и знаниями, технологией, идеями, философией, искусством, медициной, наукой, теориями… Я сомневаюсь, чтобы Геттен мог организовать широкий взаимный обмен с другими мирами. Мы находимся на расстоянии семнадцати световых лет от ближайшего мира Эйкумены, от Оллула, планеты-звезды, которую вы называете Асиомсе, самая дальняя находится в двухстах пятидесяти световых годах, и вам даже не видна ее звезда. При помощи ансибла вы можете говорить со всеми этими мирами, словно по радио с соседним городом. Но я сомневаюсь, что вам когда-нибудь удастся встретить людей с этих миров… Тот вид торговли, о котором я говорю, может быть очень выгоден, но он представляет собой, скорее, обмен сообщениями, чем транспортировку грузов. И моя задача здесь состоит в том, чтобы выяснить, готовы ли вы вступить в общение с остальным человечеством?
— «Вы», — повторил Слоси, наклоняясь ко мне и настойчиво глядя на меня. — Вы имеете в виду только Оргорейн? Или весь Геттен целиком?
Я помедлил с ответом, потому что столкнулся с вопросом, которого не ожидал.
— Здесь и сейчас я говорю об Оргорейне. Но соглашение не может носить исключительный, предпочтительный характер. Если Сит или Кархид захотят присоединиться к Эйкумене, они смогут это сделать. Каждый раз это вопрос индивидуального выбора. Затем выбор пути в высшей степени зависит от самого Геттена; возможно, что различные регионы или народы придут к тому, что организуют у себя представительства, которые будут координаторами на всей планете, поддерживая связи с другими планетами. Чем скорее начнется этот процесс, тем больше будет сэкономлено времени и денег, поскольку все расходы будут делиться на всех. Например, если вы решите приобрести Межзвездный Корабль.
— Клянусь Молоком Меше! — воскликнул толстый Хамери, сидящий рядом со мной. — Вы хотите, чтобы мы полетели в Пустоту? Уф! — Последние слова он произнес с веселым отвращением, взвизгнув, как аккордеон.
— А где ваш корабль, мистер Ай? — спросил Гаум. Он задал вопрос мягким голосом, слегка улыбаясь, с подчеркнутой вежливостью, на которую все должны были обратить внимание. По всем меркам и стандартам он отличался исключительной красотой, и я не мог отвести глаз от него, отвечая и в то же время думая, что же такое Сарф.
— Тайн в этом нет. Об этом достаточно много говорилось по кархидскому радио. Корабль, который доставил меня на остров Хорден, сейчас находится в Королевских Механических Мастерских в Школе Искусств, во всяком случае, большая его часть; я думаю, что после изучения самые разные специалисты получат массу разнообразных знаний.
— Ракета? — спросил Хамери, потому что я употребил орготский термин для обозначения такого вида транспорта.
— Так кратко можно передать способ, которым движется и совершает посадку мой корабль.