Левиафан
Шрифт:
— Нет, — ответил Хагбард. — Тебе придётся вычислить, кто пятый Иллюминатус Примус. — Он незаметно для Джорджа подмигнул Джо. — Под истинным правителем Говард имел в виду богоподобное существо, которому поклоняются иллюминаты.
— Морское чудовище? — переспросил Джо. — В кино, которое мне показывали в том доме на Нижнем Ист-Сайде, был какой-то намёк на морское чудовище колоссального размера и силы. Но первые иллюминаты — компания Груада — изображались там солнцепоклонниками. Огромная пирамида с глазом якобы символизировала божественный глаз Солнца. Черт возьми! Кто
— Эридианский Фронт Освобождения, или ЭФО, — ответил Хагбард. — У них несколько иное, чем у нас, представление о предыстории и происхождении иллюминатов. Но они, как и мы, считают, что религию изобрели иллюминаты.
— Первородный грех, да? — сардонически произнёс Джо.
— Тебе, Джо, следовало бы самому создать религию, — заметил Хагбард.
— Почему?
— Потому что ты редкостный скептик.
— Мы вернёмся в Америку, правда? — спросил Джордж. — И приключение будет более или менее окончено?
— По крайней мере, эта его фаза, — отозвался Хагбард.
— Ладно. Я хочу попробовать написать о том, что мне довелось увидеть и пережить. Увидимся позже, ребята.
— Вечером в кают-компании будет роскошный ужин, — предупредил Хагбард.
— И не забудь, — напомнил Джо, — что «Конфронтэйшн» имеет преимущественное право на все, что ты напишешь.
— Поцелуй меня в жопу, — донёсся голос Джорджа из-за закрывающейся двери.
— Все равно больше нечем заняться. Дайте две, — сказал Отто Уотерхаус.
— Как это, не понял, — удивился Гарри Койн. — А как же та нигра, Стелла, твоя девчонка? Почему ты не с ней?
— Потому что её не существует, — сказал Отто, забирая с полированного стола две карты, которые ему сдал Джон-Джон Диллинджер. Мгновение он внимательно изучал их и затем опустил в кувшин банкноту в пять тонн льна. — Как не существует мисс Мао и не существует Мэвис. За ними скрывается одна женщина, а все, что со мной было, — галлюцинация.
— В мире нет ни одной женщины, о которой нельзя было бы сказать то же самое, — высказался Диллинджер. — Сколько тебе, Гарри?
— Три, — ответил Гарри. — Ну и дерьмо же ты мне сдал, Джон-Джон. Если задуматься, ты галлюцинируешь все время, пока занимаешься сексом. В этом вся его прелесть. И это объясняет, почему я могу трахать что угодно.
— Я возьму только одну, — сказал Диллинджер. — Мне идут хорошие карты. А что ты видишь, когда трахаешь деревья, маленьких мальчиков и всякое такое, Гарри?
— Белый свет, — ответил Гарри. — Огромный прекрасный ясный белый свет. На этот раз я ставлю десять тонн льна. — Видать, не такие уж и дерьмовые у тебя карты, — заметил Уотерхаус.
— Войдите, — сказал Джордж.
Дверь в каюту открылась, и он выронил пишущую ручку. Перед ним стояла Стелла.
— У нас небольшая проблема, да, Джордж? — сказала она, входя в каюту и присаживаясь рядом с ним на койку. — Наверное, ты на меня сердишься, — она положила ладонь ему на колено. — Тебе кажется, что моя личность — сплошной обман. Да, в каком-то смысле это так, я тебя обманывала.
— Я потерял и тебя, и Мэвис, — с горечью произнёс Джордж. — Вы обе — одна и та же женщина. Вы бессмертны.
— Да, — ответила Мэвис.
— Не делай этого, — попросил Джордж. — Это меня слишком расстраивает.
Он украдкой бросил на неё взгляд. Это была Стелла.
— На самом деле я не понимаю, почему это настолько меня беспокоит, — признался Джордж. — Пора бы уже ко всему относиться спокойно.
— Тебя когда-нибудь волновало, что, любя меня, ты был влюблён ещё и в Мэвис? — спросила Стелла.
— Не очень. Потому что, судя по всему, это ничуть не волновало тебя. Сейчас я понимаю почему. Как ты могла ревновать, если вы с Мэвис — одна и та же личность?
— На самом деле мы не одна и та же личность.
— В каком смысле?
— Тебе не приходилось читать «Три лика Евы»? Вот послушай… Этот роман, в лучших традициях любовных романов, начался в
Париже. Её знали как знаменитую голливудскую актрису (на самом деле она была одной из Первоиллюминатов); он приобрёл широкую известность как миллионер и прожигатель жизни (на самом деле он был контрабандистом и анархистом). Представь себе кадры из «Касабланки» — Богарт и Бергман. Все было примерно так же: страсть настолько сильная, Париж настолько прекрасный (возрождающийся после войны, в которую он был ввергнут в киноэпопее с Богартом и Бергман), пара столь сияющая, что любой достаточно тонкий наблюдатель мог предсказать бурю. Так вот, буря разразилась в ту ночь, когда он признался, что является магом, и сделал ей некое предложение. Она его тут же бросила. Через месяц, уже в Беверли-Хиллз, она поняла: то, что он просил, было её судьбой. Когда же она попыталась его найти, он, как это часто бывает с Хагбардом Челине, скрылся от глаз общественности, временно передал свой бизнес в другие руки и залёг на дно.
Через год она узнала, что он снова стал публичной фигурой и якшается с английскими бизнесменами сомнительной репутации и с ещё более подозрительными китайцами, директорами импортно-экспортных фирм Гонконга. Она разорвала контракт с крупнейшей голливудской киностудией и отправилась в британскую колонию, но там узнала, что он снова исчез, а его недавние дружки находятся под следствием по подозрению в причастности к торговле героином.
Она нашла его в Токио, в отеле «Империал».
— Год назад я решила принять твоё предложение, — сказала она ему, — но теперь, после Гонконга, уже не уверена.
— Телема, — сказал он, глядя на неё из дальнего конца номера, который, казалось, был спроектирован для марсиан; на самом деле номер создавался для уэльсцев.
Она резко села на диван.
— Ты в Ордене?
— В Ордене и против Ордена, — сказал он. — Моя реальная цель — его уничтожить.
— Я одна из высшей Пятёрки в Соединённых Штатах, — нетвёрдо произнесла она. — Почему ты считаешь, что я от них сейчас отвернусь?
— Телема, — повторил он. — Это не просто пароль. Это Боля.