Лёвка
Шрифт:
– Пятьдесят… Они сказали, что дело фартовое..
– Знавал я одного зэка, по-кличке Лепила, — перебил его Шекель, — он сидел за то, что торговал просроченным гематогеном, по цене редкого, алтайского мумиё. Дело было где-то на Чукотке и туземцы принимавшие эту гадость, к удивлению самого знахаря, излечивались от самых популярных в тех местах болезней — запоров, заворотов кишок и иногда даже от цероза печени… Взяли его, когда он однажды впарил «лекарство», как лучшее средство от нежелательной беременности, жене местного политработника. Жена залетела, Лепила получил три года за мошенничество; отдал год, потом съехал на химию. А просроченный гематоген, это не морфий… Здесь срок светится, длинный, как арестантский поезд… — Шекель начинал нервничать, — кто эти парни?
– Это приятели Илонкиного папы…
Через день, как-бы от скуки, в тир вошёл обычный, ничем не приметный человек Фёдор Иванович Охапкин, известный Шекелю, как темнила по-кличке Хапа. На лацкане его мятого пиджака, позвякивало несколько блестящих медалей и орден Знак Почёта. Все эти награды Хапа выигрывал в домино у наивных пенсионеров — бывших новаторов, передовиков производства и победителей соцсоревнований. За свою жизнь Хапа орденов и медалей не заслужил, хотя прославился трижды, и за все три раза он полностью расплатился с властью, отсиженными от звонка до звонка сроками. В блатных кругах Хапа пользовался определённым авторитетом, к нему прислушивались воры и положенцы. Он тихо вошёл в тир, присел на стул у двери и стал обмахиваться потрёпанной газетой. Увидев его, Фима направил на него вентилятор, затем подошёл и поздоровался. Они немного поговорили о пустяках, необычно жаркой весне, общих знакомых, политике. Хапа даже развеселился и рассказал Шекелю свежий московский анекдот:
– Что такое 40 зубов и 4 ноги? — Крокодил.
– А 4 зуба и 40 ног? — Политбюро!
Затем, когда Фима закрыл тир на обед, Хапа заговорил о главном. Разговор был долгим, за это время Хапа выпил двухлитровый сифон ледяной газировки. Он нервно вставал и садился, ходил от стены к стене, на лацкане судорожно позвякивали медали.
– Ты должен понимать, какие здесь лаве и люди замешаны.
– Я догадываюсь, но это ничего не меняет…
– Шекель, я знаю тебя всю жизнь, в курсе, что ты в завязке, но если по-поняткам…
– Хапа, не надо мне петь… Общак я грею, хоть и не в делах, это все знают и за слова свои, я отвечаю!
– И ты готов перебраться на участок номер три, за этого щенка? — спросил Фёдор Иванович Охапкин уже на выходе.
– За этого щенка, готов! — на задумывая ответил Шекель и Хапа понял, что сказал он это очень серьёзно.
Когда за «орденоносцем» закрылась дверь, у Шекеля вдруг пошла носом кровь.
В конце недели Лёвка, как всегда пришёл в тир. Обычно перед выходными, когда ожидался большой наплыв посетителей, они с Шекелем смазывали винтовки, проверяли мишени, делали профилактику или мелкий ремонт движущихся целей. В этот раз они работали до вечера, по непонятной причине несколько раз замыкала проводка. Шекель вызвал знакомого электрика и они вдвоём возились у щитка на заднем дворе тира. Лёвка смазал оружейным маслом последнюю мелкашку, закончив он «сломал» её пополам и ловко загнал пулю в патронник. Затем захлопнув винтовку, положил её цевьем ма левую ладонь, поставил локоть на стойку и прицелился.
– О, латышский стрелок! — Лёва дернулся от неожиданности и резко повернулся, — не суетись пацан, где Мухомор? Шекель, кажется?
В тир вошли двое парней, один стал слева от двери, второй подошёл к Лёвке. Это был Артур, тот самый коренастый здоровяк, с которым его познакомила Илона. Артур достал Лёвке джинсы и кожаную куртку, потом безумно модные английские ботинки «Доктор Мартенс», заправлял бензином автомобиль, платил за Лёвку и Илону в ресторанах, денег не брал, говорил потом рассчитаемся. А однажды сказал, что у него сейчас трудности с деньгами и Лёвка ему должен полторы косы — тысячу пятьсот рублей. Именно тогда, Лёва и пообещал достать ему ампулы в счёт долга.
– Его здесь нет! — Лёва сразу понял зачем они пришли.
– Ну так мы подождём… Ты ведь не против? — Парни переглянулись.
Лёва продолжая держать в руках винтовку медленно отступил к стене.
– Ты не бойся, к тебе претензий пока нет… Но будут… — В его голосе послышалась угроза.
– Слушай, а давай постреляем, — неожиданно предложил второй парень.
– Хорошая идея, Йонас! — Артур вдруг оживился, — патроны есть?
В это время послышались шаги, а затем и голос Шекеля, он прощался с электриком. Парни притихли. Шекель вошёл и моментально оценил обстановку. Он посмотрел на парней и потом упёрся взглядом в Лёвку, будто давая понять — не наделай глупостей. Лёвка стоял не в силах шелохнуться.
– Ну что Мухомор, вот и встретились, — Артур криво улыбнулся.
Йонас не дал ему ответить. Он на удивление проворно схватил Фиму за запястье правой руки и заломил её за спину с такой силой, что Шекель упал на колено и завыл от боли. Свободной рукой Йонас схватил его за шею и стал душить. Шекель захрипел. Этот звук и привёл Лёвку в себя. Он будто очнулся, сделал шаг вперёд и коротко, но сильно ударил Артура деревянным прикладом в переносицу. Тот неуспев дёрнуться, беззвучно упал. Затем Лёвка вскинул ружьё, мгновенно прицелился в амбала и не раздумывая нажал на курок. Вырвавшийся из горла Шекеля хрип «нет», прозвучал громче, чем выстрел. Пуля вошла точно в глаз и застряла в задней стенке черепа, силы пробить кость у мелкашки не хватило. На удивление Йонас продолжал душить Шекеля, вероятно кипящий адреналин не дал ему сразу почувствовать боли. Лёвка в четыре шага подскочил к нему, замахнулся, но так и не ударил. Йонас стал медленно оседать и мешком свалился на пол. Из его пустой глазницы, на пол медленно сочилась серая жидкость. Лёвка отвернулся, несколько раз судорожно вздрогнул и его вывернуло на изнанку. Рядом с ним стоя на коленях, жадно хватал ртом воздух Шекель. Вскоре завыли сирены, но к тому времени Шекель уже научил Лёвку что, как и кому говорить. Когда в тир с пистолетами в руках, ворвалось несколько милиционеров, Лёвка и Шекель сидели на полу поджав колени и уперевшись спинами в стену. В глазах мальчика блестели слёзы, они казались синими в свете милицейских мигалок…
Лёвка с мамой и бабушкой, приехали на свидание с Фимой, в Курганскую Тюрьму. Пылающее июльское солнце, безжалостно плавило редкие островки асфальта. Влажный зной будто сковывал движения, горячий воздух, казалось обжигал лёгкие. Фима вошёл улыбаясь, поцеловал в щеку Маргариту, пожал в этот раз тёплую и мягкую ладонь Ольги Константиновны, прижал к себе Лёвку! Они немного поговорили — о здоровье, о погоде. Маргарита, передала Фиме, связанные Камиллой из верблюжьей шерсти, носки. Все чувствовали себя скованно и неловко, говорили как-то не впопад.
– Мне сказали, что этот город назван в честь могилы. Странно, но я чувствую, что так оно и случится…
– Шекель прекрати! — прервала его Маргарита. Она всё прочитала в его усталых глазах. Такой немного пустоватый, будто отрешённый взгляд, она прекрасно помнила с войны. Это был взгляд людей, которые уже знают, что-то такое, что другим предстоит узнать ближе к смерти. Потом женщины попрощались и вышли в коридор. У самой двери Маргарита медленно оглянулась. На неё смотрел Шекель. Смотрел, как тогда, сорок восемь лет назад…
– Лёвка, что там? — Шекель присел на единственный табурет и закурил, — тихо?
– Да всё в порядке…
– Никто не наезжал?
– Никто… Кстати, Илона с родителями вернулись обратно в Ригу.
– Вот и хорошо.
– Ничего хорошего, — Лёвка наконец-то поднял глаза на Шекеля, — на твоём месте должен быть я!
– Нет, всё получилось правильно, поверь старому зыку! Видимо прав был один мой знакомый — тюрьма это судьба! — Шекель улыбнулся одними глазами, — как экзамены, сдал?