Левый берег
Шрифт:
— Ой, любопытный ты, Акимыч, — рассмеялся Ланевский. — Так я тебе все и сказал… Да, если честно, не знаю я. Оно, конечно, ничего хорошего, что не знаю… Надо бы знать. Но — что делать? Специфика, так сказать, обстановки. Сказали только, мол, "друзья к вам подъехать должны"…
— Друзья в таком деле — это хорошо, — крякнул собеседник, повернулся и побрел в соседнюю комнату за своим обмундированием.
Капитан проводил ветерана долгим взглядом и начал осмотр своего личного оружия…
— Навигатор проверял? Пашет, как полагается? — скорее для порядка спросил командир у Руслана.
Он был доволен четким ответом "водителя".
— Не
— Напоминаю! — громко сказал Ланевский. — Задержание местным ГАИ для нас неприемлемо. В случае чего — работаем на поражение. Всем быть готовыми к боестолкновению. И еще…Всем сходить в сортир. В ближайшие три часа останавливаться не будем.
Капитан подошел к Ярику, молодому, но уже успевшему многое повидать на своем веку парнишке, которого он пригласил в качестве специалиста по связи, и начал наблюдать за его работой. Тот что-то колдовал над сложенными в ряд на столе аккуратными и красивыми устройствами связи, с которыми Ланевскому еще никогда не приходилось сталкиваться.
— Сложностей в работе не возникнет? — недоверчиво поинтересовался командир.
— Нет, что Вы… — добродушно возразил связист. — Они простые. Я в автобусе объясню…
— Ну-ну… — пробурчал Ланевский. — Серега! — он обернулся к закуривающему бойцу. — Иди, смени Хряща. Через полчаса выезжаем…
22.08.2009. Краина, г. Кировогорск. ул. Октябрьской революции. 23:41
Петрович не спеша свернул на развязку, выехал на проспект Винниченко и начал набирать скорость. Родная, казалось, буквально органически сросшаяся с хозяином, старенькая залатанная и перелатанная "пятерка" послушно следовала командам водителя. Как пожилой капитан, избороздивший сотни морей, своим телом, каждой его клеточкой чувствует свой устаревший, но проверенный корабль, так и Петрович ощущал свою колымагу, над которой давно посмеивались мужики. Правда, больше промеж собой. Петровича они уважали и обижать не хотели.
Новенькая, блестящая красная "пятерка" досталась ему году этак в восемьдесят… Да, память — ни к черту стала. И то не удивительно. Не мальчик уж. Седьмой десяток недавно разменял. Здоровье, впрочем, не подводит, слава Богу. По нынешним временам болеть больно дорого стало, а помирать и того дороже…
Так вот, "пятерка"… Ему, рабочему ремзавода им. Таратуты, передовику производства и рационализатору, тогда завидовал весь цех. Месяц ходил он по городу, светясь от счастья. Еще бы! Такая удача привалила. Прямо таки неправдоподобная удача. На их предприятии машины получило человек десять, причем из них восемь — инженеры и всякие там другие начальники.
Петровичу, собственно говоря, этой машины и не хватало для того, чтобы он мог чувствовать себя счастливым человеком. А что еще надо? Остальное все есть. Жена, какая никакая, но любимая и любящая, сын, из которого вроде бы даже мог получиться какой-нибудь толк, дом добротный, кирпичный, на окраине города со своим участком. В обществе — уважаемый человек, "рабочий класс", носитель власти…
Да… Это было до того, как все полетело к нехорошей маме. Вздыбился мир, завертелся, перевернулся с ног на голову. Петрович, работящий и не сильно пьющий русский мужик, рабочая косточка, вдруг с удивлением обнаружил, что живет он уже не в понятном и любимом Союзе, семье народов, а в вольной и независимой
Кировогорск — город, по сути, русский, рабочий… Даже никаких намеков на национальный вопрос никогда не возникало. Да только легче ли от этого?! Может, если б и возник — оно и лучше бы было? Так понятнее. Так проще. Так ты хотя бы понимаешь, за что тебя ненавидит свое же государство. И в чем же, собственно, твоя вина. А так… Ходили люди неприкаянные и спрашивали друг у друга: "А что, значит, не так мы жизнь прожили, а? А делать то теперь чего?"
Резко, без передыха после долгого семидесятилетнего "неправильного" пути, разворачивалась вокруг новая жизнь. Как грибы после дождя стали появляться ларьки, рестораны, магазины, казино… Здоровые наглые коротко стриженые новые хозяева жизни презрительно поглядывали на бывший "рабочий класс" из окон своих умопомрачительно дорогих автомобилей. Слова "рабочий" и "инженер", раньше звучавшие гордо, стали синонимами слов "нищий" и "неудачник".
Производственный процесс на заводе развалился так быстро, что Петрович невольно ловил себя на мысли о том, что таких результатов не смогла бы достичь ни одна вражеская бомбежка. Его, как и тысячи таких же честных работяг, отдавших жизнь своему предприятию, выкинули на улицу как ненужный хлам.
Жаловаться было не кому и не на что. Одно слово: "реформы". Началась нищета. Да-да, самая что ни на есть нищета. По-другому и не назовешь. Чуть-чуть до голода не дошли, самую малость… Перебивались с хлеба на макароны. Мяса первое время месяцами не едали. О других излишествах и речи не шло.
Эх, если бы не особенности народного характера… Это — у русского человека в душе, или на генетическом уровне, так что ли… Наученный столетиями горького опыта, он никогда не надеется на свое государство, постоянно предающее его. Перепадет что-нибудь от него, от государства, то есть — и ладушки. А нет, ну и фиг с вами! Не трогайте только, не мешайте. Сами проживем…
Вот и стали выживать, кто как мог. Работали на земле всей семьей, разводили птицу. Одно время даже корова была. Пришлось отказаться. Кормить больно хлопотно. Не деревня все ж таки…
А главное — "бомбил" Петрович. Постоянно. И место у него свое было — площадь Хмельницкого. Ага, именно что "свое место". Петрович за него каждый месяц исправно "отстегивал" бригадиру, из своих, таксистов. А тот в свою очередь, передавал их бандитам, "крышевавшим" эту территорию.
Платить, кстати, приходилось по-божески. В этот год, к примеру, такса — сто рублей в месяц. Жалко, конечно, но что поделать? Такая система работала годами. Существовала она и сейчас. С той лишь разницей, что бывшие "уркаши", рэкетиры и убийцы, словом, выродки и отбросы рода человеческого, постепенно отрастили волосы, сменили кожаные короткие куртки на стильные деловые костюмы и стали порядочными предпринимателями. Строили цеха, жилые дома, магазины, помогали интернатам, не скупились на церковь. Но налоги с трассовских шлюх, таксистов и мелких лавочников все еще собирали.