Левый фланг
Шрифт:
Началось глубокое преследование врага, поспешно отступающего к Австрийским Альпам. Штаб Толбухина только что, во второй раз, сменил командный пункт, и маршал сразу отправился в девятую глаголевскую армию. Он был в отличном расположении духа. Старая контузия оставила его в покое. (Давно замечено, что старые раны не ноют в такое время, когда дело спорится.)
На развилке полевых дорог Толбухин велел шоферу остановиться. Он вышел из автомобиля, чтобы малость поразмяться. Кругом, куда ни глянь, сплошные колонны войск. Теперь даже пехота вся была посажена на грузовики — отечественные, заморские, трофейные, — не говоря уже о саперах, артиллеристах, разведчиках, солдатах разных служб и спецподразделений.
Но и сейчас младшие офицеры, увидев на обочине командующего фронтом в окружении генералов, лихо набавляли газу, пытаясь как можно незаметнее проскочить мимо. Несложная эта хитрость доставляла удовольствие маршалу: он с веселой задумчивостью, мерно покачивая головой, наблюдал скорый ход своих войск на Вену. Вот уж действительно: и какой же русский не любит быстрой езды!..
В апрельском небе тоже царила необыкновенная спешка. Верхний ярус был занят истребителями: они барражировали над дорогами полный световой день, перешагнувший через трудный порог весеннего равноденствия, которое совпало с началом наступления. На среднем ярусе безоблачного неба шли боевым курсом на северо-запад эскадрильи, полки, дивизии бомбардировщиков. И нижний ярус был в полном распоряжении «ИЛов», — они шумными грачиными стаями возвращались на свои аэродромы после штурмовок.
Самый разгар стратегического преследования. Так было и в Донбассе, и в Крыму, и за Днестром, и в Югославии. Но то были хотя и крупные, однако промежуточные броски вперед. А эта, Венская, операция — заключительная на юге, и каждый понимал, что дело идет к концу. Потому что и хотелось каждому с ветерком промчаться напоследок по накатанным до лоска большакам Европы. Да, любят, любят русские быструю езду…
Все эти дни Толбухин испытывал такой подъем, такой прилив сил, что временами ему просто не верилось, что он р а з м е н я л шестой десяток. Пропуская сейчас мимо себя бесконечные автомобильные колонны, тяжелую артиллерию, полки гвардейских минометов, пехоту, которая своими собственными стараниями сделалась сплошь моторизованной, он легко прохаживался вдоль кювета, словно и не был тучным и тяжеловатым на ходу. И это его настроение передавалось генералам — Желтову, Лайоку, Неделину, Котляру — всем, кто находился безотлучно с ним.
Подъезжая к селу, где был КП 9-й армии, Толбухин вспомнил Строева. Как он там воюет? Жаль, что корпус Шкодуновича остался у Малиновского. Когда-то они теперь встретятся с Иваном? Может быть, удастся в Вене, если Иван к тому времени не получит нового назначения, которое обещано в ответ на его, Толбухина, просьбу. В генштабе прозрачно намекнули, что найдется, конечно, самостоятельная работа для такого товарища, правда, в другом конце земли. Ну, что ж, не встретятся в Вене, так уже наверняка увидятся в Москве. Надо при случае напомнить и Родиону Яковлевичу по телефону. Малиновский тоже обещал иметь в виду полковника Строева. Вот ведь как оно получается: в сорок первом или сорок втором году Строев мог бы получить любой корпус, не только дивизию, а теперь, когда во весь рост поднялся и окреп молодой генералитет, не сразу и найдешь для старого вояки подходящую вакансию. А найти нужно, хотя бы под конец. Обязательно нужно. Не ради того, чтобы удовлетворить чье-то самолюбие, — Иван Григорьевич как раз не из самолюбивых, а ради того, чтобы справедливость полностью восторжествовала…
— Приехали, — объявил генерал Неделин, сидевший за спиной маршала.
Командарм 9-й гвардейской встретил их на окраине села, запруженного автообозами.
— Давно ждем вас, — сказал генерал Глаголев. — Пожалуйста, сюда, в крайний домик.
— Вы думаете просто добраться к вам? Еле-еле добрались, — говорил Толбухин, крепко пожимая руки офицерам глаголевского штаба.
— Может, сначала пообедаете?
— Нет, какой там обед! Спасибо, — наотрез отказался маршал и бодро вошел в дом.
Командарм доложил обстановку и как бы между прочим упомянул о недостатке боеприпасов да и танков непосредственной поддержки пехоты.
— Это я знаю, — вполголоса заметил Толбухин, глядя на карту. — Бог войны поможет вам, — он с мужицкой добродушной хитрецой подмигнул Неделину, командующему артиллерией фронта. — Как, Митрофан Иванович, поможете боеприпасами?
— Конечно.
— Ну вот. А танки не обещаю. Танки там, — он коротко махнул рукой на север, дав понять, что танки сейчас на Одере. — Нужно обходиться теми, что налицо. Ведь у противника тоже не ахти сколько. Противник без малого весь танковый парк оставил у Балатона.
Командарм деликатно промолчал: его армия, к сожалению, не принимала участия в оборонительных боях, терпеливо ожидая своего часа на левом берегу Дуная.
— Зато у вас много пушек, — добавил Толбухин, имея в виду, что стрелковые дивизии Глаголева усилены артбригадами.
— Да, хватает.
— Хватает! Еще год назад такой массы артиллерии могло бы хватить на целый фронт.
Обычно немногословный, сдержанный, маршал был в ударе: войска Третьего Украинского заканчивали сегодня, четвертого апреля, освобождение последних километров Венгрии.
Боевая задача, поставленная перед 9-й гвардейской армией, оставалась прежней, однако Толбухин внес кое-какие поправки. Потом он с завидной тщательностью человека, который столько лет отдал штабной работе, разделил эту общую задачу на три составные части — по числу стрелковых корпусов, которые должны были окружить австрийскую столицу с юго-запада и запада, не дать противнику отойти на Линц, и таким образом обеспечить успех всей операции.
— Главное — с ходу взять Вену, помешать немцам разрушить город. Вот так, — сказал он, поднимаясь из-за стола.
Командарм, слушая его, утвердительно наклонял голову. Они встретились глазами, и Толбухин виновато улыбнулся.
— Вы не сердитесь, что я так по-стариковски въедлив. Уже и начал было командовать вашими корпусами, чуть-чуть не добрался до дивизий.
— Что вы?
— Знаю по себе, как оно задевает, когда наверху все за тебя распишут по клеточкам. Но тут не просто еще одна операция, а последняя операция. Сами понимаете, конец — всему делу венец!
— Мы выполним свою задачу, товарищ маршал, точно в срок.
— Не сомневаюсь. Ну, давайте, действуйте…
Обратный путь отнял вдвое больше времени. То и дело приходилось уступать дорогу грузовикам, идущим в сторону передовой. Толбухин всегда требовал соблюдения фронтового правила и сам строго придерживался его. Он всю дорогу думал о Глаголеве, и, когда сказал негромко, будто для себя: — «Настоящий военный интеллигент», — генерал Неделин понял, что речь идет о командарме-9.
Вернулись на КП уже затемно. Начальник штаба подготовил для Ставки подробную сводку о ходе боевых действий. Толбухин лично передал ее в Москву и наконец остался наедине со своими мыслями. Походил по комнате, довольный тем, что Ставка одобрила его доклад, и присел к рабочему столу, взял чистый лист бумаги. Подумал с минуту, написал: «Жители города Вены!»