Лейси и Бобо
Шрифт:
Никто не мог понять, что новенькому нужно. Никто, кроме Олеси. Она почему-то догадалась о значении слов, которые по-прежнему твердил уже осипший от крика мальчишка.
Олеся знаками попросила листок бумаги и нацарапала на нём маленьким затупившимся карандашом, который всегда носила в кармане: «Дайте нам карандаши, мы будим рисовать!» Воспитательница, конечно, очень удивилась, но цветные карандаши и бумагу ребята получили.
После этого случая Олесе с Тарасиком подарили по большой пачке фломастеров и красочному альбому. Целую неделю ребята, усаживаясь рядышком, рисовали и обменивались готовыми картинками, с радостью вставали друг с дружкой в пару, а на тихом часе не спали, перемигивались и понимающе улыбались.
А потом Тарасик заболел, и его увезли в больницу. Обратно в детдом он не вернулся, наверное, мальчика нашла тётя, о которой он рассказывал.
После встречи с Тарасиком желание дождаться родителей вспыхнуло у Олеси с новой силой.
В динамиках музыкальных колонок что-то сильно затрещало, и вырвавшаяся на миг оглушительная музыка заставила Олесю вздрогнуть и прикрыть уши руками. На сцене группа девочек начала разучивать хоровод.
– И раз, два, три! И раз, два, три! – отрывисто выкрикивала Людмила Филипповна, непрестанно хлопая в ладоши.
– Почему Василиса Кошкина опять поворачивается не в тут сторону? – возмущалась «музыкантша». – Снежана Зубарева, сколько раз тебе замечание делать? Прекрати строить рожи! Алсу Мамедова, перестань ковыряться в носу! Никакой дисциплины, эти выпускники доведут меня сегодня до инфаркта!
Не смотря на старания «руководителя хоровода», девочки то и дело не попадали в такт, постоянно путали, где «право», а где «лево», и поэтому налетали друг на друга. Расстроенная Людмила Филипповна покричала-покричала и, наконец, сдалась:
– Ладно, объявляю перерыв пять минут, потом продолжим. Не расходиться!
Олеся достала из кармашка игрушечного мышонка в оранжевом комбинезончике и положила перед собой на колени.
«Надо бы тебе костюмчик постирать! А то скоро в новый дом поедешь, хочется, чтобы ты выглядел опрятным! – беспокоилась она, пристально осматривая затертую мышиную одежку. Мышонок не возражал. – Вечером тебя вымою и спать уложу. А вот что сейчас делать? Не подскажешь, Пискли? Репетиция закончится не скоро. Баба Катя моет полы в другом корпусе, к ней не пустят. Может, отпроситься в туалет и посидеть там на подоконнике, пока не найдут?»
В ответ мышонок взглянул на хозяйку чёрными, как угольки, глазками и еле заметно отрицательно покачал головой: «Только не в такой прекрасный день!»
«Хорошо! – согласилась Олеся, – Тогда попробуем вот что!»
Она решительно встала и направилась к беседующим воспитателям, остановилась между ними и подняла вверх голову.
Девчонки, толпившиеся на сцене, зашушукались. Людмила Филипповна удивлённо вскинула брови: Олеся? Но воспитательница, Наталья Владимировна, сумела прочитать в глазах Олеси просьбу, и тут же её озвучила:
– Олесе, думаю, тоже хочется выступить. Давайте придумаем ей сольный номер.
Взрослые немного посовещались. Порядком уставших и оттого разбаловавшихся детей Наталья Владимировна усадила на стульчики слушать сказку, а Людмила Филипповна начала показывать Олесе танцевальные движения.
– Теперь, сама попробуй! Да-да, прямо на сцене. Забирайся!
Поднявшись на две ступеньки, Олеся вдруг оробела. Захотелось спрыгнуть в зал и бежать без оглядки, чтобы где-нибудь спрятаться и замереть. Руки, которые только что мысленно проделывали грациозные движения, повисли вдоль туловища и, казалось, никакая сила не заставит их повиноваться.
Там, на стульчиках пятнадцать пар любопытных ребячьих глаз таращились на новоявленную танцовщицу.
Следующая мысль, посланная страхом, пронзила, словно стрела:
«Сейчас засмеются! Грохнут от смеха, а потом лопнут, словно воздушные шарики»
Сравнение с воздушными шарами рассмешило и немного успокоило.
А в это время Людмиле Филипповне удалось настроить музыку.
«Тарам-пам-пам, тарарам-пим-пам» – пропела из оживших динамиков далёкая флейта. И тут же грянули скрипки.
К телу Олеси словно прикоснулись волшебной палочкой. Не помня себя, она закружилась по сцене. Что это был за танец? Вряд ли она смогла бы объяснить. Огонь, вырвавшийся из сосуда? Или струи воды, несущиеся с гор? А может, это был ветер, разгоняющий облака, стремительно закрывающие луну?
Олеся то скакала юркой белочкой, то замирала, словно грациозная пантера. А ей казалось, что вот-вот и она взлетит, как птица.
– Способная девчонка! Очень пластичная! – услышала Олеся от Людмилы Филипповны, когда музыка закончилась. – Отработаем движения, и включим номер в программу.
«Увидела бы меня баба-мама, вот бы обрадовалась!» – подумала запыхавшаяся, но очень довольная Олеся.
Баба-мама
Новость о том, что Олеся Пархоменко из подготовительной группы нашла себе родителей птицей облетела «Три Д». Постоянно чувствуя на себе любопытные взгляды, Олеся потеряла покой.
Вот и вечером, когда объявили отбой, ей не спалось.
Из коридора в спальню пробивалась узкая полоска света – за дверью тихонько, словно мышка, шуршала половой тряпкой дежурная нянечка. Не баба Катя, другая. Олеся даже имени её не знала. С виду строгая, без разговоров прогонит спать.
А баба Катя усадила бы за стол, принесла бы чаю. Олеся потягивала бы его из кружки с розовым сердечком, болтала бы ногами, дожидаясь, когда её заступница закончит мыть коридор, придёт, обнимет и пожелает спокойной ночи. Совсем как раньше делала баба-мама. А теперь приходится тупо таращиться в темноту и слушать сонное сопение ребят.
Немало поворочавшись в постели, Олеся повернулась лицом в другую сторону, а потом и вовсе села, подсунув под спину подушку, и стала смотреть в окно. Решила про себя: