Лейтенант Дмитрий Ильин
Шрифт:
– Откуда мы знаем! – отвечали со шлюпки. – Здесь многие плавают! Если хотите всё узнать, езжайте на берег к королевскому комиссару!
– Кто поедет? – обернулся к офицерам Перепечин.
Князь Костров, замявшись, отступил за спину Ильина.
– Видать, мне придётся! – развёл руками лейтенант.
– Перво-наперво разузнай всё о сей кикиморе, а кроме того, и о вспоможении нам в отыскании каната да плехта-якоря!
– Шлюпку будем спускать? – поинтересовался Ильин.
– Куда там! – махнул рукой Перепечин. – Ишь, как разгулялось!
Дмитрий
– Да, шлюпку на такой волне спускать затруднительно. Не ровён час опрокинет! – согласился он.
В журнале «Грома» вахтенный штурман тотчас написал: «Свою шлюпку за большим волнением и с боку на бок качанием спустить было никак не можно».
– Езжай с английцами! – распорядился Перепечин. – Да будь поосторожней, очертя голову никуда не лезь. Мне мортирный капитан живёхонький нужен. Понял, добрый молодец?
Прикинув, когда пришедшая с берега шлюпка в очередной раз ударится волной о борт корабля, Ильин ловко спрыгнул в неё. Следом за ним кубарем полетел лекарь Брюллмер, рассчитывавший посмотреть в деревенской аптеке каких-нибудь лекарств.
Очутившись на берегу, лейтенант сразу же отправился в деревеньку Диль к местному королевскому комиссару Бельжаменту. Но тот принять русского офицера отказался, сославшись на позднее время. На самом деле представитель британского адмиралтейства жестоко страдал от глубокого похмелья…
– Господин комиссар примет вас не ранее восьми утра! – объявил Ильину величавый лакей.
Дмитрий вытащил из кармана часы. Открыл крышку, глянул. Шёл четвёртый час утра.
– Дотоле ждать здесь не могу! – объявил он лакею. – Будем всё делать сами!
Вскоре с помощью местных жителей ему удалось разыскать домик голландского агента, который любезно предоставил русскому лейтенанту своего лоцмана. И снова впереди штормовое море. Волны захлёстывали насквозь продрогших гребцов. Сидя на кормовой банке, Ильин твёрдо правил прямо на принёсшую столько забот и волнений «кикимору».
Через неполных два часа, стоя на палубе «Грома», лейтенант уже докладывал Перепечину, что судно, навалившееся на бомбардирский корабль, именуется «Коммерком» и идёт из Вест-Индии в Лондон, шкипера зовут Вильмсоном, и он обещал с рассветом отыскать канат и якорь, прося лишь помочь ему людьми с «Грома», а за все повреждения непременно заплатит.
Своё обещание английский шкипер исполнил. Канат в тот же день был найден. Его доставили на «Гром», где тут же соединили с оставшимся на корабле концом. Вынужденная стоянка бомбардирского корабля продолжалась.
«Утро 25-го октября было уделено на подвёртывание даглиста… В 4 часа дня задул шторм… и с „Грома" отдали другой якорь…
26-го октября… шторм продолжался с дождём; стоящих на рейде 62 судна разных наций.
27 октября… пришёл с N английский военный фрегат…; стоящих на рейде 58 судов; на „Громе" тянули гротстень-ванты.
28– го пришло… разных наций купеческих судов 12.
29– го – к полудню ветер средней силы, идёт дождь, стоит на рейде 60 судов; пришло… разных наций 4 судна.
30-го октября… „Гром" пошёл к югу, вместе с ним пошло к 5 разных наций 55 судов. В 2 часа сделался противный ветер, и… „Гром" опять повернул к Дилю, а в половине 6-го часа стал на якорь опять на рейде Доунс».
А дувшие в лоб русскому кораблю ветра всё не меняли направления.
Неделю проторчав за мысом Зюйд-Форленд, «Гром» вернулся в Портсмут.
Спустя несколько дней туда пришла и «Европа», которую при входе на Спитхедский рейд английские лоцманы ловко посадили на мель. Повреждения были серьёзные. Чуть позже прибыл и нанятый датский пинк «Святой Иоанн» с командой пинка «Лапоминк».
Так стихийно образовался «Портсмутский отряд», командование которым возложил на себя контр-адмирал Елманов. «Гром» оттащили портовым ботом в дальний угол Портсмутской гавани, где он приткнулся у списанного на дрова старого английского фрегата. «Смоляные куртки», свесившись с говейла, кричали:
– Рашен – вэл, водка – вэл, Архангельск – карашо!
Непонятно каким образом, но через час все громовские матросы уже знали, что пашня начинается здесь с января, а цены на хлеб высокие и с нашими ни в какое сравнение не идут. Насколько могли, быстро заменили сломанную мачту – и снова в море. Надо было догонять ушедшие вперёд главные силы эскадры. Нагнали уже на Минорке. Снова наскоро привелись в порядок и вперёд, на этот раз уже курсом на Грецию.
С приходом к берегам Морей (так в восемнадцатом веке называли Пелопоннес) Ильин участвует на «Громе» в бомбардировке турецких крепостей Корон и Модон, поддерживает огнём высадку морских десантов.
А затем было генеральное сражение за обладание Пелопоннесом. Всё решалось под стенами Наварина. Крепость надо было взять любой ценой, так как флоту необходима была хоть какая-то база.
Назначенному командовать штурмом Наварина цейхмейстеру Ганнибалу нужен был опытный офицер для командования осадными батареями. Выбор адмирала пал на Ильина. Причина выбора была проста: «Гром» находился ещё без боезапаса (он был на отставшем от эскадры линейном корабле «Святославе»), и поэтому командир мортирной батареи оказался как бы не удел.
Ганнибал определил Ильина для начальствования над будущей западной батареей. Выделил по две 24-фунтовые пушки и по три десятка матросов. Оставив корабли поодаль от берега, цейхмейстер на шлюпке провёл рекогносцировку крепости.
По сигналу с «Трёх Святителей» корабли вошли в бухту и с ходу приступили к высадке десанта. Тяжело выгребая в пене прибоя, устремились к берегу шлюпки. Считанные секунды – и солдаты вперемежку с повстанцами уже выпрыгивали на скользкие прибрежные валуны.
– Ружья берегите! – кричали капралы.