Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы
Шрифт:
– Налегай! – выкрикнул Хорнблауэр, инстинктивно поворачивая румпель, чтобы обойти тендер. – Суши весла!
Гребцы замерли, и шлюпка по инерции скользнула мимо тендера. Сомс стоял на корме, глядя в лицо летящей к нему по синей воде смерти. Борт о борт тендер мог выдержать удар, но он слишком поздно попробовал увернуться. Шлюпка повернула, подставив форштевню галеры уязвимый борт. Больше Хорнблауэр ничего не видел – корпус галеры скрыл от него финальный акт трагедии. Весла ялика едва не задели весла правого борта галеры. Хорнблауэр услышал крики и треск, увидел, как галера на миг приостановилась от столкновения. Им овладела безумная жажда битвы, мозг работал с лихорадочной быстротой.
– Левая, на воду! – закричал он, и шлюпка скользнула
Ялик метнулся к корме галеры, словно прыгающий на быка терьер.
– Цепляйся за них, Джексон, черт тебя побери!
Джексон чертыхнулся в ответ и ринулся вперед, перемахнул через головы гребцов, не сбивая их с такта, схватил кошку на длинном лине и с силой размахнулся. Кошка зацепилась за резное позолоченное ограждение кормы. Джексон потянул линь, гребцы с силой налегли на весла, и шлюпка подошла к самой корме. И тут Хорнблауэр увидел то, что долго еще мучило его в ночных кошмарах: из-под кормы галеры выплыла раздробленная передняя часть тендера с цепляющимися за нее людьми – теми, кто остался после долгого пути под днищем потопившей их галеры. Искаженные, налитые кровью лица, лица покойников. Через мгновение они исчезли, и по толчку, передававшемуся шлюпке через линь, Хорнблауэр понял, что галера двинулась вперед.
– Я не могу удержать ее! – крикнул Джексон.
– Заверни на утку, болван!
Теперь галера тащила привязанный двадцатифутовым линем ялик на буксире у самой кормы, сразу за рулем. Вода пенилась вокруг, нос ялика от натяжения задрался вверх, как будто они загарпунили кита, по полуюту галеры кто-то бежал с ножом, чтобы перерезать линь.
– Убей его, Джексон! – крикнул Хорнблауэр.
Пистолет Джексона выстрелил, испанец упал на палубу – хороший выстрел. Несмотря на горячечное возбуждение, несмотря на бурлящую кругом воду и палящее солнце, Хорнблауэр пытался продумать дальнейшие действия. Инстинкт и здравый смысл говорили ему, что самое разумное – атаковать противника, невзирая на численный перевес.
– Эй, вы, подтяните нас к ней! – крикнул он.
Все в лодке бешено орали. Баковые гребцы повернулись вперед, ухватились за линь и налегли. Однако на такой скорости подтянуть шлюпку было невероятно трудно; после того как ценой неимоверных усилий удалось приблизиться к галере на ярд, это стало просто невозможно. Кошка зацепилась за леерное ограждение полуюта ярдах в десяти выше уровня воды, и, по мере того как шлюпка приближалась к корме, угол, под которым отходил линь, становился все круче. Нос ялика задрался еще выше.
– Отставить! – приказал Хорнблауэр и, вновь повысив голос, крикнул: – Ребята, вынимай пистолеты!
Над кормой галеры возникли четверо или пятеро смуглых лиц. Ружейные дула уставились в ялик. Началась перестрелка. Один из гребцов со стоном упал на дно ялика, но лица на корме галеры исчезли. Осторожно стоя на качающейся корме, Хорнблауэр не мог различить на полуюте галеры ничего, кроме двух макушек, принадлежавших, очевидно, рулевым.
– Заряжай, – сказал он матросам, чудом вспомнив отдать этот приказ.
Шомпола вошли в пистолетные дула.
– Заряжайте тщательно, если хотите снова увидеть Портсмут, – сказал Хорнблауэр.
Он трясся от возбуждения. Безумная жажда битвы застилала глаза, и лишь какая-то часть сознания, вымуштрованная часть, машинально выдавала взвешенные приказы. Жажда крови на время убила в нем лучшие чувства.
Все вокруг было как в багровом тумане – так вспоминалось ему позднее, когда он мысленно возвращался к этим событиям. Вдруг послышался треск разбиваемого стекла: кто-то просунул ружейное дуло в большое кормовое окно галеры. Теперь испанцу требовалось время, чтобы прицелиться. Беспорядочная пальба из ялика послышалась одновременно с ружейным выстрелом. Куда попала пуля испанца, никто не заметил; испанец упал.
– Клянусь Богом! Вот нам куда! – заорал Хорнблауэр и тут же себя одернул. – Заряжай.
Когда пули были загнаны в стволы, он встал. За поясом у него был пистолет, из которого он еще ни разу не выстрелил, на боку – абордажная сабля.
– Перебирайся на корму, – приказал он загребному. Ялик не выдержал бы еще одного человека на носу. – И ты тоже.
Хорнблауэр встал на банку, оглядывая натянутый линь и окно каюты.
– Посылай их за мной по одному, Джексон, – приказал он.
Собравшись с духом, Хорнблауэр прыгнул на линь, линь провис, и ноги коснулись воды, но ему удалось, собрав все силы, несколько раз перехватить руки и взобраться по линю. Вот и разбитое окно. Размахнувшись ногами, он выбил большой кусок оставшегося стекла, просунул внутрь ноги, а затем и все тело. Хорнблауэр со стуком спрыгнул на палубу каюты: после ослепительного солнца снаружи там было совсем темно. Встав на ноги, он наступил на что-то мягкое. Оно застонало от боли, – очевидно, это был раненый испанец. Рука, которой Хорнблауэр вытаскивал саблю, была в крови. В испанской крови. Выпрямляясь, он с оглушительным треском врезался головой в палубный бимс. Каюта была совсем низкая, не выше пяти футов, и он чуть не потерял сознание от удара. Но вот перед ним дверь, и он ринулся вперед, сжимая в руке саблю. Над головой раздался топот; сверху и спереди звучали выстрелы. Испанцы на корме перестреливались с командой ялика. Дверь каюты выходила на низкую полупалубу. Хорнблауэр бросился туда, в яркий солнечный свет, и оказался на узкой палубе, которая начиналась от полуюта. Узкий переходный мостик тянулся между двумя рядами гребцов. Хорнблауэр увидел бородатые лица и копны взлохмаченных волос; тощие загорелые тела ритмично двигались взад-вперед, налегая на весла.
Вот и все, что он успел разглядеть. На дальнем конце мостика рядом с уступом полубака стоял надсмотрщик с бичом. Он мерно выкрикивал что-то по-испански, видимо задавая ритм. На полубаке стояли двое или трое, за ними через проход в фальшборте полубака Хорнблауэр видел две большие пушки, освещенные падающим через пушечные порты светом. Около пушек стояли артиллеристы – их было гораздо меньше, чем требуется для двух двадцатичетырехфунтовок. Хорнблауэр вспомнил слова Уэллса, что команда галеры составляет не больше тридцати человек. По крайней мере один орудийный расчет отозвали на полуют для отражения атаки с ялика.
Сзади раздались шаги. Хорнблауэр подпрыгнул. Развернувшись с саблей наготове, он увидел Джексона – тот нетвердой походкой вышел на полупалубу. В руках у него была сабля.
– Чуть черепушку себе не раскроил, – сказал Джексон.
Он говорил, как пьяный. Вторя его словам, на полуюте, на уровне их голов, послышалась стрельба.
– Олдройд идет за мной, – сказал Джексон. – Франклин убит.
По обеим сторонам от них были трапы, ведущие на полуют. Математически казалось логичней подниматься каждому со своей стороны, но Хорнблауэр рассудил иначе.
– За мной! – крикнул он Джексону и побежал по правому трапу.
Тут появился Олдройд – ему Хорнблауэр тоже приказал следовать за собой.
Взбираясь по трапу с пистолетом в одной руке и саблей в другой, Хорнблауэр успел заметить, что поручни сплетены из красных и желтых веревок. Всего один шаг, и голова оказалась на уровне палубы. На крошечном полуюте сгрудились более десяти людей, но двое из них были убиты, один стонал, прислонившись спиной к лееру, двое стояли у руля. Остальные глядели через ограждение на команду ялика. Хорнблауэр был все в том же исступлении. Последние две или три ступеньки он перемахнул одним прыжком и с безумным криком бросился на испанцев. Пистолет выстрелил как бы помимо его воли, но лицо стоявшего в ярде испанца превратилось в кровавую маску. Хорнблауэр бросил пистолет и выхватил второй. Он на ощупь взвел затвор и в то же время с лязгом обрушил саблю на шпагу следующего испанца, поднятую в слабой попытке обороняться. Хорнблауэр разил и разил саблей, словно безумный. Джексон был рядом: он тоже хрипло кричал и рубил саблей направо и налево.