Лёжа со львами
Шрифт:
– А как насчет тех, кого мы особенно хотим видеть - Камила и Азизи?
Масуд пожал плечами.
– Все в божьих руках.
Жан-Пьер дрожал от волнения. Это будет самым важным событием в истории афганского сопротивления.
Эллис возился в своей сумке, которая была на земле возле его головы. Может я смогу помочь вам убедить Камила и Азизи, - говорил он. Он вытащил из сумки два маленьких свертка и открыл один из них. Он содержал плоский прямоугольный кусок желтого металла.
– Золото, - сказал Эллис.
– Каждый из слитков стоит около пяти тысяч долларов.
Это было целое состояние: пять тысяч долларов превышали двухлетний доход среднего афганца. Масуд взял слиток и повертел в руке.
– Что это?
– спросил он, указывая на фигуру, выдавленную в середине прямоугольника.
– Печать президента Соединенных Штатов, - сказал Эллис.
Мудрый ход, подумал Жан-Пьер. Как раз то, что нужно, чтобы произвести впечатление на племенных вождей и одновременно вызвать у них непреодолимое любопытство встретиться с Эллисом.
Масуд кивнул.
– Думаю, что они придут.
Можешь поставить на карту свою жизнь, что они придут, подумал Жан-Пьер.
И вдруг он точно понял, что ему надо делать. Масуд, Камил и Азизи, три крупнейших руководителя сопротивления, соберутся в селении Дарг через восемь дней.
Ему надо сообщить об этом Анатолию.
И тогда Анатолий сможет их всех убить.
"Вот оно, - подумал Жан-Пьер, - этого момента я все время ждал, со дня прихода в долину. Масуд попался - и с ним двое других командиров восставших. Но как я сообщу об этом Анатолию? Должен быть какой-то способ.
– Встреча глав, - говорил тем временем Масуд. Он улыбнулся с оттенком гордости.
– Это будет хорошее начало для рождения нового единства сил сопротивления, правда?
"Или это, - подумал Жан-Пьер, - или начало конца". Он опустил руку, направив иглу в землю, и нажал на поршень шприца, выливая его содержимое. Он видел, как яд впитывался в пыльную почву. Новое начало или начало конца.
Жан-Пьер ввел Эллису антисептик, удалил пулю, очистил рану, наложил новую повязку и ввел ему антибиотик, чтобы препятствовать развитию инфекции. После этого он занялся двумя партизанами, у которых были небольшие раны после вчерашней схватки. К тому времени по селению разнеслась весть, что появился доктор, и во дворе фермы собралась небольшая кучка пациентов. Жан-Пьер назначил лечение грудному ребенку с бронхитом, помог в трех случаях неопасных инфекций и мулле с глистами. После этого он пообедал. Ближе к вечеру он упаковал свою сумку и взобрался на Мэгги, готовый отправиться домой.
Он оставил Эллиса. Эллису будет гораздо лучше остаться на несколько дней там, где он был - рана заживет быстрее, если он не будет двигаться. Теперь, наоборот, Жан-Пьер волновался о том, чтобы Эллис оставался в добром здравии, потому что если он умрет, совещание не состоится.
Возвращаясь на старой кобыле вверх по долине, он продумывал различные способы связаться с Анатолием Конечно, он мог бы просто повернуть лошадь и отправиться ниже по долине в Роху, и выдать себя русским. Если они не застрелят его, едва завидев, он увидит Анатолия без промедления. Но тогда Джейн будет знать, куда он отправился, и скажет Эллису, а Эллис изменит время и место встречи.
Ему надо найти способ послать письмо Анатолию. Но кто передаст его?
Разные люди то и дело проходили через долину, направляясь в Чарикар, город, занятый русскими, расположенный в шестидесяти-семидесяти милях на равнине, или в Кабул, столицу, в сотне миль отсюда. Среди путников были молочные фермеры из Нуристана с маслом и сыром, путешествующие торговцы, продающие горшки, кастрюли и сковородки, пастухи, перегоняющие на рынок небольшие отары овец с жирными курдюками, и семьи кочевников, направляющиеся по своим таинственным кочевым делам. Любого из них можно подкупить, чтобы они отнесли письмо на почту, или попросту сунули его в руки какому-нибудь русскому солдату. Кабул был в трех днях пути, Чарикар - в двух. Роха, где были русские солдаты, не никакого почтового отделения, был всего в одном дне пути. Жан-Пьер был вполне уверен, что сможет найти кого-нибудь, кто согласится исполнить его поручение. Конечно, был риск, что письмо вскроют и прочтут и тогда Жан-Пьер будет обнаружен, его начнут пытать и убьют. Он должен быть готов к этому риску. Но тут была еще одна закавыка. Этот посыльный, взяв деньги, действительно ли передаст письмо? Ничто не мешало ему "потерять" письмо по дороге. А Жан-Пьер может так никогда и не узнать, что случилось. Весь этот план был очень ненадёжен.
Он так и не решил этой проблемы, когда в сумерках достиг Бэнды. Джейн сидела на крыше дома торговца, ловя вечерний ветерок и держа на коленях Шанталь. Хан-Пьер помахал им, затем вошел в дом и положил медицинскую сумку на покрытый плитками прилавок в помещении бывшего магазина. Как раз когда он разгружал муку, взгляд его упал на таблетки диаморфина, и он понял, что был один человек, которому он мог доверить письмо к Анатолию.
Он нашел в сумке карандаш, вынул бумажную обертку из пакета ватных тампонов и оторвал от нее аккуратный прямоугольник - в долине нельзя было найти писчей бумаги. Он писал по-французски:
"Полковнику Анатолию из КГБ". Это звучало нелепо, мелодраматично, но он не знал, с чего еще можно начать. Он не знал полного имени Анатолия, и у него не было адреса.
Он продолжал:
"Масуд созвал совещание командиров восставших. Они встречаются через восемь дней, считая с сегодняшнего дня, в четверг 27 августа, в Дарге, в следующем селении к югу от Бэнды. Они, вероятно, все переночуют в мечети в эту ночь и пробудут вместе весь день в пятницу, который является священным днем. Совещание было созвано для того, чтобы поговорить с агентом ЦРУ, известным мне под именем Эллиса Тейлера, прибывшего в долину неделю назад. Это наш шанс!"
Он написал дату, число и подписал: "Симплекс".
Конверта у него не было - он не видел их с тех пор, как покинул Европу. Он подумал о том, как лучше всего запечатать письмо. Оглядевшись, он заметил картонную коробку с пластмассовыми баночками для лекарств в таблетках. К этим баночкам прилагались клейкие этикетки, которыми Жан-Пьер никогда не пользовался, потому что не умел писать по-персидски. Он свернул письмо трубочкой и засунул его в одну из баночек.
Теперь он подумал о том, как надписать коробочку. На каком-то этапе своего пути пакет попадет в руки рядового русского солдата. Жан-Пьер представил себе встревоженного очкарика, служащего в унылой конторе, или тупого быкообразного бугая-часового возле колючей проволоки. Несомненно, искусство уходить от ответственности было развито в русской армии не менее хорошо, чем во французской, когда Жан-Пьер проходил военную службу. Он подумал о том, как сделать, чтобы этот пакет выглядел достаточно внушительно, чтобы его передали старшему по званию. Не было смысла писать "Важно" или "КГБ" или вообще что-либо на французском или английском, или даже на дари, потому что солдат не сможет разобрать европейские или персидские буквы, Жан-Пьер не знал русского алфавита. Ирония была в том, что женщине сидевшая на крыше и певшая сейчас колыбельную песню, могла бегло говорить по-русски и могла подсказать ему, как написать любое слово, если бы только пожелала. Наконец, он написал: "Анатолий - КГБ" латинскими буквами и I приклеил этикетку к баночке, а баночку положил в пустую коробку из-под лекарств, на которой было написано слово "Яд" на пятнадцати языках и трех международных условных знаках. Затем он перевязал коробочку веревкой. Он быстро сложил все обратно в свою медицинскую сумку и заменил те принадлежности, которыми пользовался в Астане. Он достал горсть таблеток диаморфина и положил в карман рубашки. Наконец, завернул коробочку с надписью "Яд" в ветхое полотенце и вышел и, дома.
– Я иду на реку купаться, - крикнул он Джейн.
– Ладно.
Он быстро прошел через селение, кратко, сухо кивая одному-двум встретившимся по дороге жителям затем зашагал через поля. Он был полон оптимизма. Планы его были сопряжены с самым разнообразным риском но он снова мог надеяться на великий триумф. Обогнув клеверное поле, принадлежавшее мулле, он взобрался верх по нескольким террасам. На расстоянии около мили от селения, на скалистом отроге горы, стоял одинокий домик, полуразрушенный в результате бомбежки. Уже темнело, когда Жан-Пьер увидел его. Он медленно подошел даму, осторожно ступая по неровной почве и жалея о том, что не захватил с собой фонарь.