Лёжа со львами
Шрифт:
– Проклятие!
– Но она не собиралась сдаваться. Наклонившись над картой, она стала разглядывать пограничную зону.
– Посмотри, ведь Хайберский перевал - не единственный путь на ту сторону.
– Вдоль всей линии границы протекает река по середине долины, причем горы - на афганской стороне. Возможно, к другим перевалам можно приблизиться только с юга, то есть с территории, занятой русскими.
– Нет смысла строить пустые предположения, - сказала Джейн. Собрав карты, она снова свернула их в трубку.
– Кто-то ведь должен знать это в точности.
– Да, наверное.
Она поднялась с колен.
– Наверняка из этой проклятой страны есть и другие пути, - сказала она и, зажав карты под мышкой, вышла из дома, оставив Эллиса сидящим на ковре.
Женщины и дети вернулись из пещер, и деревня ожила. Над дворами потянулись дымки от костров, на которых готовили пищу. Перед мечетью пятеро детей сидели в кружок, играя в игру, называемую почему-то "дыня". Это была игра в истории, где рассказчик останавливался, не закончив повествования, а следующий должен был продолжать прерванную историю. Джейн узнала в кружке Мусу, сына Мохаммеда. На поясе у него висел довольно зловещий нож, подаренный ему отцом после того случая с миной. Муса был рассказчиком. Джейн услыхала:
– И медведь попытался откусить у мальчика руку, но мальчик вытащил нож. Она направилась к дому Мохаммеда. Возможно, самого Мохаммеда она не застанет, его уже давненько не видно. Но он жил вместе с братьями, по обычаю афганцев, у которых семьи не делились, и братья его тоже были партизанами, как и все здоровые молодые мужчины. Поэтому, если они будут дома, то наверняка смогут дать ей какую-нибудь информацию.
Подойдя к дому, Джейн слегка помедлила. Согласно местному обычаю, ей следовало остановиться во дворе и заговорить с женщинами, которые готовили ужин, а затем, после обмена любезностями, старшая из женщин зашла бы в дом и узнала, снизойдут ли мужчины до разговора с Джейн. Джейн как бы услышала голос матери, говорящий:
– Будь скромной Джейн!
Она произнесла вслух:
– Иди к черту, мама!
– и двинулась вперед, не обращая внимания на женщин во дворе, и вошла прямо в переднюю комнату дома, на мужскую половину.
Там сидели трое: восемнадцатилетний брат Мохаммеда Камир-Хан, красивый, с молодой реденькой бородкой, деверь Мохаммеда Матулла, и сам Мохаммед. Большая редкость - чтобы сразу столько партизан собрались дома. Они все уставились на Джейн в изумлении.
– Бог да будет с вами, Мохаммед-Хан, - произнесла Джейн. Не останавливаясь и не давая возможности ответить, она продолжала:
– Когда вы вернулись?
– Сегодня, - машинально ответил Мохаммед.
Джейн опустилась на корточки, подобно им. Мужчины были слишком потрясены, чтобы говорить. Джейн начала раскладывать карты на полу, и трое мужчин с сосредоточенным видом подались вперед, они уже готовы были простить Джейн нарушение приличий.
– Посмотрите, - сказала она.
– Русские дошли досюда - верно?
– Она повторила линию, показанную Эллисом.
Мохаммед согласно кивнул.
– Значит, обычный путь колонны отрезан.
Мохаммед снова кивнул.
– Какой же путь остается?
Мужчины в сомнении покачали головами. Это была обычная реакция, говоря о трудностях пути, они не торопились высказывать свое суждение. По мнению Джейн, причина была в том, что знание местности было единственным, что давало им власть над иностранцами вроде нее. Обычно она терпеливо ожидала, но сегодня у нее не хватало терпения.
– Почему бы не пойти здесь?
– спросила она решительным тоном, проводя линию параллельно русскому фронту.
– Слишком близко к русским, - ответил Мохаммед.
– Тогда здесь, - она наметила более осторожную линию, следуя изгибам рельефа местности.
– Нет, - повторил он.
– Почему нет?
– Вот здесь, - он указал точку на карте, где сближались верхние концы двух долин, и где Джейн наугад пересекла горный хребет, - здесь нет седла. Седлом назывался перевал.
Джейн наметила путь севернее.
– А здесь?
– Еще хуже.
– Но ведь должен же быть какой-то путь!
– воскликнула Джейн. У нее возникло ощущение, будто они наслаждаются ее отчаянием, и она решила сказать что-нибудь слегка обидное, чтобы расшевелить их.
– Разве это страна - дом с единственной дверью, отрезанный от всего остального мира лишь потому, что вы не можете добраться до Хайберского перевала.
– "Домом с одной дверью" иносказательно называли отхожее место.
– Конечно, нет, - оскорблено произнес Мохаммед.
– Летом есть еще "масляный путь".
Покажите мне его.
Палец Мохаммеда провел сложную кривую, которая начиналась к востоку от долины, пересекала череду высоких перевалов и высохших рек, поворачивала на север в Гималаи и, наконец, пересекала границу у начала Вахханского хребта, в безлюдной местности, а затем резко поворачивала на юго-восток к пакистанскому городу Читралу.
– Этим путем люди Нуристана возили масло, йогурт и сыр на рынок в Пакистан.
– Улыбнувшись, он дотронулся рукой до своей круглой шапочки.
– Вот откуда наши шапочки.
– Джейн вспомнила, что эти шапочки назывались читралскими.
– Хорошо, - сказала она, - мы можем отправиться домой этим путем.
Мохаммед покачал головой.
– Этого сделать нельзя.
– Почему нельзя?
Камир и Матулла хитро улыбнулись, но Джейн не обратила на это внимания. Через мгновение Мохаммед заговорил:
– Во-первых, высота. Этот путь пролегает выше линии вечных льдов. Это значит, что снег там не тает, и не бывает ручьев, даже летом. Во-вторых, рельеф местности. Склоны гор очень крутые, тропы узкие и опасные. Очень трудно не заблудиться, даже местные проводники, бывает, сбиваются с пути. Но самое плохое - люди. Эта местность называется Нуристаном, но раньше носила название "Кафиристан", потому что жители были неверными и пили вино. Теперь они перешли в истинную веру, но до сих пор обманывают, грабят, а, бывает, и убивают путешественников. Этот путь труден для европейцев и невозможен для женщин. Там способны пройти только самые молодые и сильные мужчины, да и в этом случае многих путников убивают.