Лезвие осознания (сборник)
Шрифт:
– Ты говоришь «не мое»? А может быть, ты не прав? Может быть, как раз мое , Боб? Что же до того, что ты, кажется, уже не любишь больше Сесилию, то меня это даже радует. Это хорошо, что ты понял: мы просто вляпались с тобой в одно и тоже дерьмо . Ведь так, Боб?
Дальнейшее произошло все как будто само собою – я ничего не планировал. Это ведь вообще не моя сильная сторона: планировать. Жизнь течет, и, обыкновенно, я просто после задним числом смотрю, куда это на сей раз меня вынес ее поток.
Она (???) полулежала на кровати тогда, она
– Ну же! Иди ко мне снова, Боб.
– Я не хочу спать с убийцей.
– Вот это новости! Ты раньше относился к этому действию иначе, насколько помню, если оно необходимо ради самозащиты.
– Да. Только никакой ведь самозащиты не было. Я все понял. Здесь не было ничего, кроме элементарного убийства из ревности – реализации замысла, о котором я от тебя слышал. Могу поздравить, ты виртуозный организатор своего алиби. Ты просчитался в одном: ты слишком невысокого мнения о моих умственных способностях. Тебе что, и вовсе не приходило в голову, что я сумею когда-нибудь… догадаться?
Она… нет, видимо, все-таки лучше будет назвать это существо «оно» – сбросило ноги на пол и выражение его лица резко переменилось.
– Я думал, что ты догадаешься еще полторы недели назад, мой Боб. Действительно, я несколько заблуждался относительно твоих умственных способностей. Но это и хорошо. Ведь в результате наш медовый месяц оказался длиннее… Да, это я, твой Гарри.
Я был готов к тому, что услышу это, и все же, когда услышал, мое сердце сделало перебой. Я до последнего сохранял надежду, что, может быть, все-таки происходящее может объясняться как-то иначе!
– Я застрелил эту суку, – продолжало меду тем существо, которое я только что называл «Сесилия», – и бросил ее тело в водохранилище. Деньги из нашего семейного бюджета я использовал на операцию по изменению пола, а их остаток на косметическую операцию, чтобы придать моему лицу столь милые твоему сердцу черты Сесилии. Как видишь, я не остановился ни перед чем, чтобы завоевать твою любовь, Боб. Убийство. Изменение пола и внешности для того, чтобы соответствовать всем твоим предпочтениям. Едва ли на земле есть возлюбленный, который может похвастаться, что ради него приносились такие жертвы. Смотри только не зазнайся, Боб!
– Но ты забыл об одном, Гарри. Ты не спросил меня, хочу ли я этого всего. А значит, это вовсе не жертва мне. Я вообще не вижу в твоих поступках ничего, что сколько-нибудь бы напоминало жертву. Ты просто рвешься удовлетворить вожделенье любой ценой – и походя заплатил за это человеческой жизнью.
– А! Я только лишь восстановил справедливость. Подумай, Боб: какого хрена ей досталось от природы задарма все то, что нужно, чтобы заполучить тебя: смазливая женская мордашка и… эта дырка? Что же касается того, что я тебя не спросил… ну, это уж у меня такая особенность, Боб: меня с рождения волновали желания только одного человека… то есть мистера Гарри. Такой у меня характер. Я просто беру, что мне хочется, и лишь смерть меня остановит.
Я слушал это существо, и что-то медленно поднималось в моей душе. Доселе мне знакомое мало в ней и тяжелое, словно лава. И, словно лава же, – требующее выхода .
Кажется, я тогда произнес сквозь зубы:
– Смерть? Что же, может быть это самое верное твое слово, Гарри.
Ей Богу, я и сейчас совершенно не в состоянии понять, каким образом у меня в руке тогда взялся револьвер. Его принесло в мой дом это существо. И он был тот
Когда я пришел в себя, несколько, – я перезарядил его. И с ним убежал в подвал. Забился в дальний угол подвальной комнаты и навел ствол на дверь.
Грохот моих выстрелов слышал, вероятно, весь мир – вот что неотступно тогда сияло в моем сознании – сейчас они сюда прибегут, вломятся и увидят : полиция… соседи… ФБР! национальная гвардия!! чертова морская пехота!!!
Но я решил им не даваться так просто.
И только лишь часа через два я понял, наконец, что там ведь, наверху, лежит труп . И мне потребовался еще час, чтобы я сумел заставить себя (я угрожал себе револьвером ; хотите – смейтесь) подняться в изрешеченную и залитую кровью спальню, перетащить это тело, все еще теплое, в подвал, закопать.
И я уселся на это место. Не знаю, сколько я провел затем часов (или дней?), постоянно сжимая в руке рифленую рукоять. Не ведаю и того, случалось ли мне заснуть. Но я знаю точно: то, что произошло со мною в этом подвале – произошло не во сне .
Я вздрогнул от холодного дуновения, и поднял глаза. Револьвер выпал из моей руки и ткнулся, глухо, в земляной пол.
Передо мной стоял Гарри. Еще в первоначальном теле своем. Полностью обнаженный. И указательный палец его правой руки был наведен в точности в мою грудь, словно ствол.
В подвале были включены обе лампы. И Гарри должен был отбрасывать, соответственно, две скошенные четкие тени. Да только он не отбрасывал ни одной.
– Ты… ты тоже выстрелил в нее, Боб! – заговорил Гарри. – Да-да. В нее. Хотя ты может быть и думал в этот момент, что наказываешь меня. Но ведь у меня тогда были черты Сесилии. Ты выстрелил в ее образ! В ее живой образ, Боб, а ведь это уже почти… Словом, пока не прозвучали три эти дурацких выстрела, твоя любимая Сесси продолжала еще хоть как-то пребывать в этом мире.
– Ложь!
Я выкрикнул истерически, потому что я не сумел совсем не поверить казуистике этого чудовища.
– Правда, Боб. И правда состоит в том, что ты теперь, как и я, убийца. Так оно или иначе, а твоими руками довершено то, что начинал я. Мы суть с тобой со-убийцы. Наши души переплелись теснее, чем наши тела сплетались во время занятий сексом. Я утащу тебя с собой в ад, и уж там ты будешь принадлежать мне, мой Боб, только мне…
С этими словами Гарри раскинул руки, как для объятия, и вкрадчиво пошел на меня. Я вяло подобрал с полу револьвер и выстрелил (чем очень рассмешил Гарри). В следующий миг я почувствовал прикосновение его рук… и – слава милосердному Богу! – я потерял сознание.