Лезвие сна
Шрифт:
Алан, напротив, был молчаливым долговязым юношей, с чисто английским характером, и в этом он походил на Кэти. Но, в отличие от Кэти, его не привлекала карьера писателя. Мечтой Алана было небольшое издательство.
— Должен же кто-то издавать ваши книги, — сказал однажды Алан, чем сильно огорчил Кэти, считавшую его одним из самых способных к литературе студентов.
В доказательство своей правоты Алан привел в пример «Кроуси ревю», небольшой иллюстрированный журнал, который он издавал прошлым летом и даже сумел пристроить для продажи в университетский книжный
— Лучшее, что есть в этом журнале, — это его редакторская статья, — говорила Кэти каждому, кто соглашался выслушать ее мнение, из скромности умалчивая о своей сказке, помещенной в том же номере.
В ответ на дружеские возгласы Иззи приветственно помахала рукой, потом прошла к стойке заказать чашку чая с булочкой и присоединилась к приятелям за столиком у окна.
— Итак? — спросила Кэти, как только Иззи подошла к столику. — Это был он?
Иззи кивнула. Она поставила чашку с чаем на стол и заняла свободное место между Джилли и Аланом.
— Это был кто — «он»? — спросила Джилли и сама рассмеялась своему неуклюжему вопросу.
— Вчера у лестницы собора Святого Павла Иззи повстречалась с Винсентом Рашкиным, — ответила Кэти с гордостью, которую Иззи очень хотелось бы услышать в словах своих родителей. — И он пригласил ее посетить свою студию сегодня утром. — Джилли удивленно взмахнула ресницами:
— Ты меня дурачишь?
— Даже и не думала, — продолжала Кэти. — Рашкин предложил Иззи занятия под его руководством.
— Ты должна была рассказать об этом в университете.
— Ничуть, — сказала Кэти. — Койра, может, и старается изо всех сил, но он недооценивает ее талант.
Иззи чувствовала себя неловко в центре всеобщего внимания. Кроме того, она считала себя обязанной сказать что-то в защиту преподавателя, учившего рисованию ее и Джилли.
— Профессор Койра считает, что я уделяю слишком много внимания деталям, — сказала Иззи. — И он прав. И еще я никак не могу правильно поставить руку, пока не сосредоточусь как следует.
— Конечно, профессор не так уж и плох, — кивнула Джилли. — По крайней мере, он знает, что говорит.
Кэти пренебрежительно фыркнула.
— Достаточно обсуждать Койру, — подал голос Алан. — Расскажи нам лучше о Рашкине. Я не знаю о нем ничего, кроме того, что его работы превосходны.
— "Вечер на Пальм-стрит", — с оттенком зависти в голосе воскликнула Джилли, назвав одно из самых известных полотен Рашкина. — Боже, если бы я хоть раз смогла написать что-то подобное, я бы, наверно, тут же вознеслась на небеса от радости. — Она повернулась к Иззи. — Хочу знать всё до мельчайших подробностей. Как выглядит его студия? Правда, что он сам растирает краски? А ты видела его эскизы?
Пытаясь вставить хоть слово, Иззи только открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба, но шквал вопросов не утихал. Она вполне понимала нетерпение Джилли. Доведись им поменяться местами, Иззи и сама ничуть не меньше интересовалась бы любыми подробностями.
— Он очень властный человек, — наконец произнесла Иззи. — Даже немного пугает, но он...
Она внезапно
— На самом деле, он весьма скрытная личность, — вымолвила Иззи, сознавая всю неубедительность своих слов. — Я даже не решаюсь обсуждать его с кем бы то ни было.
Глаза Джилли округлились от любопытства.
— О, пожалуйста!..
— Мне кажется, он бы этого не хотел, — добавила Иззи. — Боюсь, если я буду рассказывать о нем и его студии, Рашкин больше никогда не пустит меня на порог.
— Ты говоришь, словно дала обет хранить тайну, — заметила Кэти.
— Ну, не совсем так. Но это предполагалось.
— Всё это похоже на волшебную сказку, — улыбнулся Алан. — Знаешь, вроде тех случаев, когда запрещено что-нибудь делать, например входить в одну из дверей.
Джилли кивнула, включаясь в игру:
— Вроде потайной комнаты Синей Бороды.
— О Господи, надеюсь, что всё не так страшно, — ответила Иззи.
Но замечание Джилли напомнило Иззи о едва сдерживаемом страхе, который преследовал ее всё утро. И вовсе не из-за того, как отнесется Рашкин к ее работам, а из-за его свирепого вида. Временами ей чудилось, что художник вот-вот выйдет из себя и ударит ее. Девушка немного нервно рассмеялась и постаралась перевести разговор на другую тему. Казалось, никто не обратил внимания. Однако позже ей пришлось вспомнить эту беседу.
— Так что же заставило тебя прикусить язык, когда речь зашла об утренней встрече с Рашкиным? — спросила Кэти по пути к их комнате. — Я-то думала, ты и слова никому не дашь сказать, раз уж незнакомец и на самом деле оказался великим художником.
— Я слишком смутилась.
— Из-за чего?
Иззи пожала плечами:
— По одной простой причине — я ничему не научилась. То есть не совсем так. Я смогла подсмотреть парочку приемов, пока он работал, но он и не пытался меня чему-то научить. Я всего лишь позировала для его картины. Вот и всё.
— Он собирается написать твой портрет? — Иззи кивнула.
— Ну что ж, это своего рода успех, не так ли? Быть увековеченной самим Рашкиным и всё такое.
— Думаю, да. Но он ни единым словом не выразил своего отношения к моим работам. — Иззи взглянула на подругу. — А я чувствовала себя крайне неловко. Знаешь, он открыл дверь на мой стук и даже не поздоровался. Он только приказал мне раздеться и начал писать.
У Кэти удивленно приподнялись брови.
— Даже и не думай! — предостерегла ее Иззи. — Отношения остались сугубо деловыми. — При одной мысли о возможных прикосновениях Рашкина у нее окаменело лицо. — Но я при этом очень странно себя чувствовала, даже не знаю, как сказать. Скорее всего униженной.