Лгунья-колдунья
Шрифт:
— Ну и молодец. А сейчас иди на пост, там, наверное, толпа жаждущих общения с самой красивой сестричкой отделения собралась.
— Скажете тоже! — фыркнула Настя и, победно взглянув на соперницу, направилась в глубь коридора.
Надо ли говорить, что попа ее вовсе не была неподвижной?
Прежде чем войти в палату, Лана прошептала:
— Павел Матвеевич, я вас очень прошу, пока Лена сама все не вспомнит, придерживайтесь, пожалуйста, той версии, которую я сейчас озвучу.
— Попытаюсь, — усмехнулся тот.
— Это что еще за шушуканья с моим лечащим врачом под дверью? — Лена очень старалась
— Ябеда, — улыбнулась Лана, поудобнее устроившись на стуле. — Уже и пошептаться с умным мужчиной нельзя.
— Можно, но только после того, как мне сообщат наконец, что со мной случилось? — Видимо, этот громкий шепот должен был означать полноценный ор.
— Не шуми, сейчас узнаешь. Только учти, приятного ты услышишь мало.
— Странно было бы ожидать позитивных новостей, очнувшись в больнице с абсолютно пустой головой. Хотя нет, вру, голова не пустая, она по макушечку заполнена болью. И тошнотой. И слабостью. И дышать трудно. И холодно, так холодно, что аж нос мерзнет. Если учесть, что за окном август, вывод напрашивается один — я что, умираю, да?
— Вот дурында! — возмутилась Лана. — Это из‑за таких, как ты, голубушка, всех женщин обвиняют в отсутствии логики. Даже термин такой придумали — «женская логика», вызывающий у феминисток изжогу. Умирает она! Да ты просто так башкой стукнулась, что, строго следуя традициям бразильских сериалов, немедленно потеряла память. И сейчас, между прочим, не август, а середина октября, и на Север вы уже съездили, так что спи спокойно. Что же касается причины стуканья башкой — тут все банально до зевоты. Избыток мартини плюс твои сапоги на высоченных неудобных шпильках. Зацепилась каблуком за выбоину на ступеньке и — вуаля! Полет шмеля!
— Поэтесса фигова, — проворчала Лена. — Это с какой стороны я на толстого шмеля похожа?
— Хорошо, пусть будет полет стрекозы, — кивнула Лана. — Так вот. Хорошо хоть, вниз по лестнице не покатилась, только затылком о ступеньку треснулась, иначе руки‑ноги до кучи переломала бы. А что касается слабости и общей поганости состояния — это тебе доктор объяснит. Тебя ведь вначале доставили в муниципальную больницу на «Скорой», а там вкололи какой‑то препарат, на который у тебя оказалась аллергия. Развился анафилактический шок, отек легких, в общем, еле откачали. Мы с Кириллом тебя сюда срочно перевезли, это очень хорошая клиника, здесь Кирилл лежал. И, зная твою деятельную натуру, хочу предупредить — вставать тебе нельзя как минимум неделю. Правда, доктор?
— Да, необходим полный покой, — важно кивнул эскулап. — А также следует свести все контакты с внешним миром до минимума, так что никаких звонков по телефону. Тогда ваша амнезия пройдет очень быстро.
— Нет, ну ерунда полная, — расстроилась Лена. — Мало того, что умудрилась об ступеньку жахнуться, так еще и аллергия на лекарства обнаружилась!
— Ничего, главное — теперь все в порядке будет, — ободряюще улыбнулась подруга. — Ты, главное, врача слушай.
— Ага, и неделю не мыться, зубы не чистить и в утку писать?! Да я от одного этого помру!
— Ладно, — тяжело вздохнул доктор. — Что с вами поделаешь — в пределах
— Неделю продержусь, — мрачно буркнула Осенева. — Все, теперь никаких каблуков!
Глава 27
— Все, дамы! — Доктор решительно поднял руки. — На сегодня достаточно, Елена еще слишком слаба. Приходите завтра, Ланочка, а больная пусть отдыхает. И сразу хочу предупредить — не тащите соки и фрукты, пока я не разрешу, договорились? Все равно обратно нести придется.
— Договорились, — Лана наклонилась и поцеловала подругу в щеку. — Поправляйся побыстрее, Осенева, мне скучно без тебя. И слушайся Павла Матвеевича, о'кей? А то знаю я тебя — едва получше станет, тут же начнешь распорядок нарушать.
— Не помню такого, — Лена принялась излишне внимательно рассматривать стену. — Мне почему‑то кажется, что кое‑кто пытается меня оклеветать. В моей системе жизненных приоритетов должны присутствовать только безупречное поведение, никаких корпоративов и пробежки по утрам. А еще фитнес три раза в неделю.
— Должны, — тяжело вздохнула Лана, поднимаясь, — но ты их выгнала давно. Сидят теперь под дождем, мокнут. Особенно расстроилось безупречное поведение. В общем, будь паинькой и станешь здоровенькой заинькой.
— В Литературный институт тебя точно не примут, — улыбнулась Осенева. — Завтра пораньше приходи, ладно?
— Желательно ближе к обеду, — поправил доктор. — А еще лучше — после тихого часа.
Лана пожала вялую ладонь подруги и вышла из палаты. Так, что теперь? А теперь надо вызванивать Кирилла, где он там застрял! Очень хотелось домой, к соскучившемуся Тимке, к уютному пледу, к тихому вечеру рядом с любимым мужчиной.
Но тихий вечер пока отменялся, если только накрыться уютным пледом с головой, спрятавшись от действительности. Гнусной такой, ирреально‑злобной, пачкающей пространство мраком действительности.
Лана, убедившись, что любопытной медсестры нигде не видно, прошла в предоставленную ей палату и вытащила из кармана мобильный телефон. Но набрать номер не успела, в дверь постучали.
Неужели все‑таки Настя?
Все‑таки. Она что, за плинтусом пряталась? Ведь не было никого в коридоре!
— Вас Павел Матвеевич зовет.
Так, это что, сдвиг во времени? Ситуация до мелочей совпадала с недавней. Даже слова почти те же! Почти.
— Куда он меня зовет? Лене хуже стало?
— Нет. Он просит вас к нему в кабинет зайти.
Лана сняла с вешалки куртку, автоматически осмотрела комнату, проверяя, не забыла ли что (хотя ничего рассовать по свободным поверхностям просто не успела), и вышла следом за медсестрой.
Вот теперь наличие гида лишним не было, поскольку местонахождение кабинета Павла Матвеевича оставалось до поры до времени неизвестным. Но пора и время оказались не намного более продолжительными, чем путь до палаты Осеневой, от силы пять минут, поскольку берлога бандерлога… бр, что это я — кабинет доктора находился на этом этаже, в конце коридора.