Ли Бо: Земная судьба Небожителя

Торопцев Сергей Аркадьевич

Человек Шу

В исторических летописях «Новая книга [о династии] Тан» упоминается появление «потомков священного Желтого Владыки» (Хуан-ди) в «Западном крае», откуда они «в начале периода Шэньлун» [13] перебрались в Западное Ба (часть современной провинции Сычуань), где звездой Чангэн (иначе — Тайбо) и «была определена судьба» младенца. Формулировка, весьма неопределенная и отнюдь не утверждающая однозначно Западное Ба как место рождения Ли Бо. Однако начало периода правления Шэньлун датируется как раз тем самым 705 годом, когда, согласно версии многих биографов, семья Ли перебралась через Синьцзян и Ганьсу из Западного края в Шу, то есть в Сычуань, где и произошло становление будущего поэта. Среди подвариантов существует версия о том, что наложница Ли Цзяньчэна, старшего сына императора Гаоцзу, после дворцового конфликта и смерти мужа бежала в Западный край. Эта версия пытается обосновать родство Ли Бо с правящей

династией и поддерживается преимущественно учеными Тайваня.

13

В традиционной китайской историографии хронология формировалась из названий правящих династий и девизов правления (няньхао), провозглашавшихся каждым императором при восхождении на престол и в связи с важными событиями в стране.

Целый ряд авторитетных исследователей полагают, что в источники, упоминающие название периода переселения семейства Ли из Западного края в Шу, вкралась описка, вызванная созвучием иероглифов: по их мнению, произошло это в период не Шэньлун, а Шэньгун, в 697 году, и спустя пять лет, то есть в уже принятом большинством авторов 701 году, родился будущий поэт. Произошло это не в Суйе, а в Посаде Синего Лотоса в Гуанхань, как в то время именовали Мяньчжоу области Шу. Именно так в источниках династий Тан и Сун, максимально приближенных к периоду жизни Ли Бо, указывается место его рождения. В сунское время у отчего дома поэта была поставлена стела «Старый дом господина Ли, династия Тан, в Чжанмине» (современный город Цзянъю). Сейчас она хранится в музее Ли Бо в Цзянъю.

В предисловии Вэй Хао указывается прямо: «родился в Шу». Ли Янбин более туманен, и его слова нуждаются в интерпретации, но вполне вероятен и такой вывод из них: «Ли Бо родился после того, как его семья перебралась в Шу» [Цзян Чжи-2001. С. 4]. Лю Цюаньбо называет поэта «человеком из Гуанхань», а это привычное название этих мест во времена династии Хань (начало нашей эры), и при Танах оно указывало на уезд Чан-лун области Мяньчжоу, то есть район сегодняшнего города Цзянъю.

Такой авторитет, как профессор Пэй Фэй, делает категорический вывод: «Ли Бо был рожденным в Шу человеком Шу, и это записано в истории» [Цзянъю-1997. С. 114]. Хотя нельзя не отметить, что даже некоторые сторонники сычуаньской версии достаточно осторожны в терминологии и пишут о Шу как об «отчем крае» поэта, что достаточно принципиально.

Серьезным логическим аргументом в пользу сычуаньской версии является такой вывод: в изгнании семья скрывала свою родовую фамилию и восстановила ее лишь по возвращении в Шу, а возможно ли ребенку в течение пяти лет прожить, не имея фамилии? Значит, если бы он родился в Суйе, то имел бы другую, скорее всего тюркскую, фамилию.

Имеющая весьма солидные древние корни сычуаньская версия в 1982 году была реанимирована в статье Цзян Чжи [14] , стимулировав дальнейшую дискуссию, а в изданном в 1993 году школьном учебнике «История Китая» местом рождения Ли Бо указывался Чжанмин (современный Цзянъю). Разумеется, наиболее горячими сторонниками «сычуаньской» версии являются исследователи из провинции Сычуань. И надо сказать, что, хотя ни одна из основных версий не имеет абсолютных аргументов в свою пользу, «сычуаньская» набирает силу. Выстраиваемые ее сторонниками факты и доказательства обретают все более четкие очертания системы. В ее бесспорную пользу играет психологический мотив в рамках парадигмы «свой-чужой».

14

Цзян Чжи — профессор Юго-западного педуниверситета, родился в Цзянъю, то есть он земляк Ли Бо и даже учился в школе у подножия тех самых Куаншаньских гор, где 1300 лет назад в монастыре Даминсы «погружался в Дао» его великий «односельчанин».

Основные юбилейные торжества в КНР по случаю 1300-летия поэта были в 2001 году организованы именно в провинции Сычуань, то есть правительственные инстанции опирались на версию, набравшую силу в эпоху Минской династии — поэт родился в Посаде Синего Лотоса (Цинляньсян) в границах современного города Цзянъю. Политически организаторов понять можно: тем самым китайский поэт, чей юбилей праздновал весь мир, уже местом своего рождения вводился в границы «священного Китая».

Не исключено, что бесспорного аргумента в этом споре так и не будет найдено, и тем не менее — при любых предположениях относительно географической точки, в которой появился на свет будущий гений Китая, — мы не можем не считать Шу местом, где вырос Ли Бо, где он учился, где произошло становление его характера, оформились его пристрастия, наметились контуры его гения, началась его бессмертная поэзия.

Так что называть Ли Бо «человеком Шу» будет в любом случае справедливо. В культуре Шу следует искать такие его ментальные корни, как идеи даоизма, чей дух густо насыщал край, и страсть к дурманному зелью, коим Шу было весьма знаменито.

Корни предков

В «Предисловии к собранию Соломенной хижины» Ли Янбин написал: «В начале периода Шэньлун

беглецы вернулись в Шу. [Отец] вновь указал на дерево сливы, под которым был рожден Боян». А Фань Чуаньчжэн в надписи на надгробной плите поэта сформулировал: «Господин указал на небесную ветвь, чтобы восстановить фамилию». Комментаторы объясняют это так: в изгнании семейство скрывало родовую фамилию Ли, а вернувшись на внутренние земли Китая, напомнило всем, что его род идет от мудреца Лао-цзы, который был рожден на землях Чу под сливой («ли») и получил прозванье Боян. «Небесная ветвь» означает все генеалогическое древо рода, утаивавшееся в изгнании, но ныне восстановленное, и таким образом семейство Ли вновь могло считать своей родней царствующий в династии Тан дом Ли, также ведший свой род от Лао-цзы.

Крайне мало известно о родителях поэта. В «Старой книге [о династии] Тан» говорится, что «отец был военачальником в городе Жэньчэн», но исследователи установили, что на самом деле в Жэньчэне жил дядя или, по китайской системе родства, «шестой отец» Ли Бо [Фань Чжэньвэй-2002. С. 330]. В стихах поэта он упоминается лишь однажды — высокий, статный человек с белыми бровями. Действительный же отец поэта не тяготел к службе, возможно, одно время вынужденно занимался коммерцией (ряд исследователей, начиная с опубликованной в 1930-е годы статьи, называют Ли Бо «сыном богатого купца» [15] или даже «помещика», однако большинство эту формулировку не поддерживают), но при первой возможности удалялся в отшельническое отстранение от мира и в такой безмятежности прожил до глубокой старости.

15

В основном аргументация базируется на такой «логической» связи: область Мяньчжоу при Танах была производителем и экспортером золота и железа, на чем и мог разбогатеть отец Ли Бо.

Ни историография, ни тексты преданий не сохранили нам достаточно характеристик Ли Кэ, и мы не можем с достаточной достоверностью определить суть его тяги к отшельничеству — были ли это зов души, бегство от треволнений мирской суеты или рациональный план самосохранения. Мы даже не знаем его имени, условно, вслед за сложившейся традицией, прибавляя к родовой фамилии Ли слог «кэ», хотя скорее всего это было лишь метонимическое прозвище, возникшее то ли в Суйе, то ли уже в Шу. В истории он остался как Ли Кэ, прибавив к фамильному знаку прозванье кэ, которое прежде всего означает «пришелец, странник; переселенец; гость» [16] , но может иметь и оттенок «купца», «торгового гостя», привозящего товары, что намекает на его занятие в отдельные моменты жизни. То, что это не имя, говорит факт частого употребления этого слова в стихах Ли Бо, иначе, согласно традиции, оно было бы табуировано.

16

Известен случай, когда после долгого пребывания в столице, где он был высоким вельможей, Хэ Чжичжан вернулся домой на склоны Гуйцзи, и сын, смеясь, назвал его кэ, то есть это не обязательно «чужак», хотя и это звучание слышно в слове.

О матери поэта известно еще меньше — ни имени, ни родовой фамилии, лишь слабо аргументированное предположение, что она происходила из широко расселенного на западе страны родственного тангутам племени цян либо была полукровкой с примесью цянской крови. Много соплеменников матери жили и в Шу, куда из западных краев прибыло семейство Ли. Так что не только до пяти лет, но и более длительный период детства Ли Бо вращался в «варварской» среде, что не только дало ему знание языков, но и сказалось на ментальности, восприятии мира, образной и эмоциональной природе.

Необходимо, однако, отметить, что народность цян не стояла на обочине китайской культуры, а была настолько прочно в нее вписана, что, по исследованиям китайских ученых, активно на нее воздействовала. Так, стержневой для китайской культуры, особенно для ее южной чуской части, миф о волшебной горе Куньлунь, этом «китайском Олимпе», локализующемся в ареале Цинхай-Тибетского нагорья, возник именно в преданиях цянов.

В горизонтальном ряду братьев Ли Бо был вторым, а в вертикальной родовой структуре — двенадцатым (это последнее родовое определение «Ли двенадцатый» нередко встречается и в стихах самого поэта, и в обращениях к нему друзей). Об одном из младших братьев поэта известно, что он жил в районе ущелья Санься, а младшая сестра Юэюань («Полнолуние») проживала рядом с родительским домом, где до наших дней сохранилась ее могила (неясно, правда, насколько достоверна висящая в музее Ли Бо в Цзянъю картина, изображающая «Фэньчжулоу», как назывался дом Юэюань). Возможно, Юэюань — не имя, а прозвище, уж слишком глубоко оно вписывается в небесную ауру Ли Бо. Но не обязательно привнесенное извне, легендами, а возникшее внутри семьи — как общий семейный «лунный» настрой (ведь и поэт своего первенца в детстве называл «пленником луны»). Да и луна традиционно соотносится с западом, где родилась сестра Ли Бо.