Либелломания
Шрифт:
Он говорил о смерти, о чужой, о собственной, как об искусстве игры на бирже. Не отрываясь от пятна на столе. Провозглашая этот шлепок крови оптимистичным будущим, парадокс которого на первый взгляд нечем было крыть. Потому что доктор тоже был эзером. Тараканом, который закончит кровью или пеплом. Хотя тараканы в среднем жили дольше других насекомых, потому что были очень, очень благоразумны. Он молчал на секунду дольше, чем следовало, и Бритц успел вставить:
– С другой стороны, есть ещё армалюкс. Этот и пепла не оставит.
– А по-моему, любое пятно похоже на жорвела,
– Оно нервирует. В тюрьме я отвык от света и воздуха.
А ещё от людей и еды. За всё время с момента освобождения – а шла уже третья неделя – Бритц глотал исключительно кровь и капсулы сбалансированного питания. И только по напоминанию врачей. Его выворачивало от вида нормальной пищи, на которую обычно со слезами на глазах набрасываются пленные. В казематах Бритца кормили насильно через зонд, и теперь он из принципа смотреть не мог в тарелку. Он был тощий, с огрызками крыльев и красными от напряжения глазами, сквозь алебастровую кожу проступали синие и красные сосуды.
– Почему вы именно так выразились – «в тюрьме»? – Шпай откинулся на спинку кресла. – Почему не «в плену»? Разве вы считаете, что заслужили эти два с лишним года мучений?
На стол пролилось ещё крови и шмякнулся кусок сырой печени. Бритц не отзеркалил позу доктора, так и сидел с прямой спиной. Даже поясницу не расслабил. Он уже открыл рот, чтобы ответить, но прижал ладонь ко рту и прикрыл глаза:
– Простите, зубы.
– Ах да. Семнадцать штук разом в перевалочном медпункте. Как же там… «Делаем красиво и больно». А как вы добрались до НИИ?
– Простите?
– Почему вы постоянно извиняетесь? – Шпай предпринял последнюю попытку и перешёл в наступление, наклонившись к столу, но Бритц опять не сменил позы. – Как вы добрались от базы на имперско-карминской границе до этого кабинета? Поподробнее, если не затруднит.
– Гломеридой пограничного ведомства меня доставили из госпиталя в ближайший штаб эзеров на территории Звёздного Альянса, там я получил копию решения трибунала, двух новых рабов от службы соцподдержки…
– Новых?
– Взамен первых, которых я убил во время кормёжки на пограничной базе.
– А. Продолжайте.
– Двух новых рабов и триста зерпий, которые три года назад занял у меня судья, и пересел на попутный астроцит.
– Прямым рейсом добирались?
– С пересадками: за одного раба – на почтовом планетолёте, зайцем на грузопассажирском солнечном паруснике, наконец на нимбулупе от спутника к планете. И знаете что? Зря мы украли у имперцев эту технологию: в нимбулупе страшно тошнит. Всё. А, нет, не всё. Вы же просили «до этого кабинета». – Бритц перевёл дух, потому что уставал пока от необходимости вести беседу. – Дальше отдал рабыню в уплату трансфера на орникоптере от космопорта до города, а там – пешком. Я же понимаю, куда Вы клоните, доктор. По дороге мне пришлось взаимодействовать с людьми, но нет, эксцессов почему-то не случилось. Я бы и рад соврать, но в системе перелётов всюду камеры, и Вы легко перепроверите мои показания.
– Не показания, минори, – поправил Шпай. – Вы не под арестом, это беседа. Диагностическая беседа. И вам положен высший балл по социальной адаптации, ибо сам я не одолел бы и половины пути, имея даже триста тысяч зерпий. А почему вы не воспользовались помощью друзей? В конце концов, Верманда? Зачем это всё?
– Это часть диагностики. Следовало узнать, насколько я дезадаптирован.
– Получается, вы в норме, раз добрались без приключений.
– Вы меня на этом не подловите, – на лице Кайнорта мелькнула и пропала тень улыбки. – Нормальный человек не отправился бы пешком по галактике без гроша.
– А разве не психологи утверждают, что норма – это всё, что не мешает жить среди людей?
Сильнее, чем о собственном дипломе, Кайнорт жалел, что не догадался запороть тест на общий интеллект этим утром. Задания вызвали зачаток энтузиазма, профессионального интереса из прошлой жизни. Но сегодня он понял, что просчитался. Надо было распустить слюни по плечам.
– Мешает. Я же убил двух людей.
– Вы лукавите: речь была о рабах, кажется.
– Но мы в ответе за тех, кого захватили.
– В некотором смысле да, но…
– А я убил их, просто выбрав путь наименьшего сопротивления. Одному прокусил артерию, потому что так быстрее. Вы можете возразить, что я не пил живой крови два года, и потерять берега разок – это нормально. Но. Вторая закричала, и я свернул ей шею. И выпил мёртвую досуха. Меня нужно изолировать, – в его взгляде вспыхнуло безумие или отчаяние, или то и другое вместе. – Если не помочь, то хотя бы оградить от меня внешний мир, понимаете?
– Любая жизнь имеет некоторую ценность. Но мы не помещаем людей в лечебницы за убийство раба. Они хрупкие, их убивают на каждом шагу. Всякое случается.
– Случается с другими, со мной ещё никогда. Я убивал солдат, в основном противника, иногда – своих, чаще нарочно, реже – случайно. Случалось, убивал равных из мести. Не возьмусь утверждать о годах между двадцатью и пятьюдесятью, но после мои рабы умирали естественной смертью, по недосмотру или недоразумению, но никогда – для моего удовольствия. А теперь мне плевать вообще на всех, но я… пока ещё… понимаю, что это неправильно. Или правильно? Не знаю, – его голос садился с непривычки, и Бритц закончил тираду зловещим полушёпотом: – Я ничего не чувствую, не управляю этим, не сопереживаю и не стыжусь. Я психопат, и мне это начинает нравиться.
– Кого вы так боитесь убить?
Зрачки напротив сузились. Шпай дёрнул бровью и полистал личное дело клиента, чтобы не встречаться взглядом с этими белыми, блестящими от бессонницы фонарями.
– А вы заметили, что, когда я назвал имя Эмбер Лау, вы и ухом не повели? Не дрогнул ни один психофизический показатель, – доктор развернул к нему свой планшет. – Не капнуло и крови с потолка. Ни-и-и капельки. Настоящий триггер невозможно игнорировать. Вы реагируете не на Эмбер Лау, а только на мысли о её смерти.