Либретто для жонглера

Сергеев Иннокентий А.

Вечная загадка (Кому идти за бутылкой?)

– Представьте себе, – сказал Скарамуш. – Комната. Ночь. Три человека. Сидят в креслах, разговаривают. Кто-то предлагает: пусть каждый загадает какую-нибудь загадку – кто загадает самую трудную, тот и выиграл. Принято. Один из них начинает. Вот его загадка. "Вообразите", – говорит он, – "холодную страну, где зима длится

девять месяцев, а лета вообще не бывает – унылая природа, тоска, бесцветность. И в эту страну волею судьбы попадает человек с Юга. Нетрудно понять, что чувствует он себя прескверно. И вот, он решает, чтобы хоть как-то скрасить свою безрадостную жизнь, вывести морозостойкие цветы, которые могли бы цвести даже тогда, когда земля покрыта снегом. Вскоре работа так увлекает его, что поглощает всё его время. И он уже близок к цели… а между тем, проходят годы… десять лет… двадцать… и вдруг! Глобальное потепление. Климат меняется, зима отступает на север, люди с изумлением видят вокруг себя растения, которых прежде здесь никогда не видали. И вот, наконец, появляются, – сначала робкие, краски ещё несмелы, – цветы. Но это настоящие цветы! И человек с Юга, досадуя, что его потревожили и прервали его работу, отправляется на Север вслед за зимой, чтобы продолжить свой труд". Когда первый рассказчик умолк, заговорил второй. "Я расскажу вам свой сон", – сказал он. – "А вы попробуйте разгадать его. Мне приснился человек, он лежал на земле голый, а почва растрескалась от зноя. Человек этот умирал от жажды. Над ним возвышалась дерево. В одном месте кора была повреждена, и из этого места сочился сок и капал; капли падали на лицо лежавшего на земле человека, стекая по нему, а он так обессилил от жажды, что не мог даже разлепить губ". Он замолчал. Настала очередь третьего. Молчание. Может быть, он просто не мог ничего придумать? Наконец, когда ожидание сделалось уже беспокойным, он сказал: "Вот моя загадка", – и замолчал снова. И так и не сказал ничего больше.

– Его загадка заключалась в том, чтобы отгадать, какую загадку он не произнёс, – сказал я.

– Да, по-видимому, так.

– Незагаданная загадка самая трудная.

– Я ещё не спросил, а вы уже ответили, – возмутился Скарамуш. – Могли бы и подождать.

– А что вы хотели спросить?

– Какая из загадок самая трудная.

– И я должен был ответить: "Это ещё одна загадка".

– Верно, – кивнул Скарамуш.

– А сколько их всего? – спросила Элисса.

– Прошу прощения, – Скарамуш потупился. – Вам следовало спросить, а какая из них последняя?

– Какая

из них последняя? – спросила Элисса.

– Это зависит от того, сколько их всего, – сказал Скарамуш.

– Теперь, – сказал я. – Я должен спросить, а сколько их всего?

– Ещё одна загадка, – развёл руками Скарамуш.

– Что за дурацкую игру ты затеял, – недовольно пробурчал Людовик. – На что они спорили?

Скарамуш задумался.

– На бутылку шампанского, – подсказал я.

– По-моему, – сказал Людовик. – Легче сходить в гастроном и купить бутылку шампанского, чем сидеть, разгадывая загадки в надежде её выиграть.

– Дело вкуса, – вздохнул Скарамуш.

– Тем более, – заметил я, – что кому-нибудь всё равно придётся за ней идти.

Курс наглядной философии магистра изящных наук Скарамуша

Ротмистр Струдель выглянул однажды из окна казармы и увидел луну. И захотелось ему сказать стихами, и он сказал:

Луна такая полная сегодня,

А я сижу один как…

Грозный окрик полковника Шнапса не позволил ему закончить строки, и робкая его муза, подкравшаяся было неслышными шагами, так напугалась полковничьего рёва, что поспешила ретироваться.

Ротмистр сплюнул и закрыл окно.

Полковник Шнапс вскрикивал по ночам во сне. Ему снились инопланетяне.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Начало одного разговора (Одни предпочитают знать,

другие предпочитают догадываться.)

– Представь себе такую сцену, – сказал я, и Элисса приготовилась слушать.

Почтенная шлюха лежит в постели с мальчиком, застенчивым, робким отроком. Он выбивается из сил, задыхаясь, потея, торопится утратить свою невинность.

"Давай, давай, немножко уже осталось", – подбадривает его она.

Сказано это… да подожди ты смеяться, сказано таким тоном, как будто она наблюдает за попытками хромого муравья взобраться на спичечный коробок.

А он воображал, что это любовь, что она любит его…

Элисса смеялась. Я посмеялся вместе с ней, а потом сказал:

– Этим мальчиком был я.

Элисса закрыла рот ладонью и стала стараться принять серьёзный вид. Когда ей это удалось, она простонала: "Ну и дрянь!"

Конец ознакомительного фрагмента.