Лица
Шрифт:
– Что точно она сказала? – в голосе Форги, по-прежнему спокойном, почувствовались нотки грустного размышления, а взгляд так и сверлил собеседника.
– …Что встретив Денни – Денни Аптона – на вашей вечеринке, она нашла недостающее звено, которое искала. Связь со Светланой. До прошлой ночи она надеялась и молилась, что все это совпадение. – Барри просительно заглянул в лицо Форге. – Джо все повторяла, что я вас должен предупредить, что Светлана – Мадам Дэви… – Барри опять стало трудно говорить, – участвовала в этом, в операции, которая убила ее мать и… по крайней мере, есть еще одна похожая клиника в Лас-Вегасе, и Аптон защищал ее в суде. Там подала иск на несколько миллионов еще одна… неудовлетворенная пациентка.
Форга молчал, и Барри возбужденно перегнулся через стол.
– Вам это что-нибудь говорит? Может, хоть часть быть правдой? Произошло какое-то чудовищное недоразумение. Где Аптон? Давайте сразу устраним все подозрения. Господи, ведь «Першалл» только что предложили нам эту сделку… один намек на непрофессионализм, на то, что кого-то изуродовали – и… – Барри почти трясся, – да еще это убийство… убийство медсестры…
Форга снова приподнял руку.
– Я же сказал, что ты можешь расслабиться. Это единственное, что от тебя требуется. Возьми выходной. Я договорюсь, чтобы Умберто принес тебе кое-что для улучшения твоего состояния. Могу тебя заверить: твоя вера в «Дэви», в Мадам Дэви – в Светлану – не ошибочна. Она гений. Продукт, который она предложила мне, как мы все знаем, совершает чудеса. Женщины знают его, покупают и будут покупать – миллионы и миллионы упаковок…
Форга встал. Барри всегда удивлялся его росту, его превосходству, излучаемой внутренней силе, когда он поднимался из-за своего гигантского стола. Форга подошел к окну и продолжал разговаривать с Барри, уже не оборачиваясь.
– Мы не ошиблись в Мадам Дэви, уверяю тебя. Однако выясняется, что мы все-таки сделали одну ошибку – хотя я редко допускаю ошибки. Мне не нравится это признавать. Для меня это болезненно. Слушая тебя, я понял, что мы ошиблись с сестрой Алексы. Это неуравновешенная девица – истеричка, которая превратила в тайну то, что было всего лишь несчастным случаем. Я имею в виду смерть ее матери. Очень жаль. Понятно, что дочь переживает, но позволить себе такую дерзость… – Барри не видел лица Форги, но в голосе он явственно услышал сталь. – Это опасное истеричное создание дерзнуло выставить Мадам Дэви, женщину, служащую людям, и человека науки, как вы тут говорите в Америке… шарлатанкой, мошенницей, дешевкой. Что это невежественное мусорное ведро знает о годах исследований, препятствий, неудач, волнений, о счастье, когда формула наконец была обнаружена?
Сердце Барри заколотилось. Господи, где Умберто? Ему нужен порошок, сейчас, СЕЙЧАС, но все мысли о неотложной помощи испарились, о потерянном уважении к себе испарились, когда подошел Форга. Он опять улыбался, как брат, как отец.
– На ставке миллионы долларов, Барри. Эту истеричную особу придется отправить из Нью-Йорка, но, конечно, предварительно рассеяв все ее страхи. Мы тут ничего не можем поделать, но, скажем так, она ненужный раздражитель, пятно на чистейшем экране, которое надо будет удалить. Нам нужно время – пара дней – завершить переговоры. Времени не так много, но достаточно. Конечно, она все расскажет сестре, если еще не рассказала. – Форга нахмурился и посмотрел на часы. – Наверное, не успела. Ты ведь знаешь, Алекса провела ночь на борту «Ночной звезды» с Марком Лэннингом, уважаемым нами доктором Лэннингом… – Форга засмеялся каким-то противным смехом. – Скорей всего, это ее первый опыт в сексе.
Барри не мог поверить своим ушам: это просто феноменальный человек. Ничто от него не ускользнет, все под контролем.
– Она сейчас в студии, – продолжил Форга, – под надзором Пенелопы Уоверли. Не уверен, что даже ее сестра сможет пробиться к ней следующие несколько часов. В отношении ее я еще дам распоряжения.
Форга вернулся за стол и стал барабанить пальцами, но не нетерпеливо, а медленно, задумчиво.
– Боюсь, выходного тебе сегодня все-таки не видать. Есть работа. Самая важная в твоей жизни, для твоего будущего, Барри. Ты должен разубедить мисс Шепвелл, внушить ей, как мы понимающе относимся – и ты, и я… – он подчеркнул слово «я», и Барри понял, что это надо непременно донести до Джо, – к ее предупреждениям, открытости, с которой она поведала нам эту весьма грустную историю.
Форга поднялся. На этот раз в его позе Барри почувствовал угрозу.
– Теперь ответственность лежит на тебе. Внуши ей, что я сразу занялся расследованием. – Он помолчал и вдруг язвительно рассмеялся. – На самом деле так и есть. Я встречаюсь с Аптоном ровно через полчаса. Сегодня вечером вы с Джо пойдете в ресторан с мистером Аптоном, который сможет объяснить ей причину злосчастного совпадения имен, которое привело к понятному, но несправедливому заключению. Он пригласит ее поехать с ним в Калифорнию и покажет ей все относящиеся к делу документы, которые должны ее успокоить – по крайней мере, мы сможем спокойно заняться бизнесом ко всеобщему удовлетворению. Вечером привези ее к себе домой. Если она влюблена – а я боюсь, что так и есть, – в этого не в меру любознательного молодого человека, по крайней мере сделай так, чтобы она не появилась в своей квартире до полуночи…
– Но тогда… Алекса… Как бы я ни отговаривал, она расскажет сестре. Алекса гораздо умнее…
Форга перебил его с ледяной улыбкой на губах:
– Да, Алекса умнее и жестче, но и больше хочет стать богатой – такой же богатой, каким станешь ты, если сумеешь выполнить работу, которую я тебе поручил. – Он вытащил флакон. – Высыпь немного ей в стакан, это упрочит ее веру в тебя и Антона.
– Это… кетамин?
Форга с упреком покачал головой, как папа несмышленому ребенку.
– Конечно нет. Это смесь от Умберто – для специальных клиентов. Для специальных полетов в неизведанное. К тому времени, как мисс Шепвелл вернется домой, ее сестра уже уедет по заданию «Дэви», но это… – он постучал по пробирке, – унесет ее в сладкие сны… – Он опять пронзил Барри взглядом. – Ты не ошибешься. – От тона Форги внутри все похолодело. – Ты не можешь позволить себе ошибиться.
– Значит, забралась-таки на самую вершину… но с твоим лицом ничего нельзя сделать, если соль так и будет бежать по щекам.
Алекса не открывала глаз. Пен только что со свистом вылетела из гримерки, и она думала, что в студии никого нет. Это Джон Леннон с своим «Imagine» заставил ее плакать. До этого Алекса слышала песню сто раз, а тут впервые обратила внимание на стихи. Теперь, обновленная, познавшая любовь, она просто не могла спокойно воспринимать эти слова. Когда Марк собирается звонить? Когда они снова увидятся? Алекса не могла поверить в перемены, произошедшие с ней. Неужели это она, которая до этой самой минуты не могла представить себе, что другой человек может значить так много и без него уже невозможно жить, работать, дышать.
Она открыла глаза. Прошла минута, прежде чем она поняла, кто этот чернющий высокий человек. Перед ней стоял тот самый гример, который никогда не улыбался, пока улыбку из него не вытягивали клещами. Он еще предлагал ей записаться в коллекцию собирателя красивых женщин.
– Мимс.
Кажется, он был доволен, что она вспомнила его имя. Вспомнила вспышку его белых зубов, когда он появился в студии у Кэла Робинсона. Казалось, все это было в прошлой жизни. Это и было в прошлой жизни.
– Я не буду спрашивать, почему ты плачешь, хоть ты и самая модная личность сезона. Прочитал недавно в «Моделс Шоукейс».
– Почему не спросишь? – Ответ был Алексе неважен. Она тянула время, чтобы взять себя в руки и забыть о Марке, вспомнить о работе, но ответ Мимса шокировал ее.
– Я знаю почему. Ты девушка «Дэви», а этого достаточно, чтобы заплакать. – Не закрывая рта, мягкой кистью Мимс проводил белые полосы под глазами, вдоль носа, под обеими щеками.
«Белые блики выгодно оттеняют черты лица», – Алекса вспомнила, как делилась секретами красоты с женщинами со всей концов страны, как косметика меняет лицо, когда «нужный фон уже создан. Сначала кожа от «Дэви», потом все остальное».