Лицеист
Шрифт:
— Парни, вы не будете возражать, если мы перенесем этот разговор хотя бы на полчаса-часик? А то Дауд с Мавией, в отличие от нас, не обедали, ждут возможности отлучиться к себе, чтобы попить воды и помолиться, а блюда, заказанные в ресторане нашего Жэ-Ка, вот-вот прибудут.
Тут Константин взял власть в свои руки — извинился за несвоевременный звонок, волевым решением перенес беседу на завтра, от имени своих друзей пожелал нам приятного аппетита, попрощался и отключился. Арабы умотали в квартиру Аль Сауда, а мы вломились ко мне и рванули на кухню. Там Янка с Варей начали сервировать стол, а я вытащил из холодильника две упаковки с соками и… был послан лесом. В смысле, усажен в кресло с приказом не мешаться под ногами.
Через какое-то время дала о себе знать панель системы пневмодоставки, и дамы принялись метать на стол пищевые контейнера. Я, естественно, сразу же посмотрел на часы и мысленно поторопил «потеряшек». Зря: не успели девчата выложить еду из контейнеров, как на пороге помещения возникла эта парочка и захлебнулась слюной от аппетитнейших запахов…
Трапеза прошла… хм… быстро: мы уничтожили все, что можно было съесть, выпили все, что можно было выпить, откинулись на спинки кресел и… пришли к выводу, что нам не помешает чай с какими-нибудь пирожными. Чай заварила Мавия, а выбор пирожных взял на себя Дауд. Я не препятствовал, помня, что для них, мусульман, важно, чтобы в состав кондитерских изделий не входило спиртное. Пока он изучал сетевую страничку «Бриза», написал по сообщению Раисе Александровне, Вале, Ладе Леонидовне и Вике, а потом вдруг захотел клубничного варенья и попросил друга добавить его в заказ.
Пока наслаждались чаем и десертом, делил внимание между застольным трепом и трепом по переписке. Упившись до невозможности, заставил себя поставить будильник на десять тридцать, чтобы ненароком не отключиться тут, в квартире. А когда закончил с этим делом, Аль Сауд попросил уделить ему немного времени для разговора тет-а-тет.
Я увел его в кабинет, врубил «глушилку», упал в первое попавшееся кресло и превратился в слух, а Дауд прошел к окну, уперся лбом в бронестекло и уставился на разноцветное зарево над засыпающим городом:
— Знаешь, я, наверное, старомоден: разумом понимаю, что равноправие Одаренных появилось не на пустом месте, но в глубине души считаю женщин беззащитными и стараюсь прикрывать собой везде, где можно. Причем даже тех, кто намного сильнее. К примеру, сегодня, заметив, что твоя сестра меня переросла, вдруг ощутил себя ущербным и решил, что сдохну, но догоню, так как иначе не смогу защитить. Чуть позже, сообразив, что ты решил защищать нас от всех сильных противников в одиночку, поймал себя на мысли, что готов рвать жилы, лишь бы как можно быстрее встать с тобой плечом к плечу. А еще я тебе верю. Вот и хочу пойти по твоему Пути. Но понимая, что этот Путь — твой, Волконских и, в некоторой степени, Российской Империи, а я могу рассчитывать на знания только как друг, хочу закрепить этот статус по-настоящему серьезной клятвой. Чтобы никто и никогда не смог вменить мне в вину, что я, первое лицо государства, общаюсь наравне с личностью, которая неизмеримо ниже по статусу.
Клятва, которую он дал, была придумана на коленке, но задела за живое. Ибо выносила за скобки все, кроме понятия «дружба», причем не на год-два, а на всю жизнь Дауда и, то же самое время, лишала его даже гипотетической возможности использовать знания, полученные от меня, не для своего личного усиления.
Да, я допускал, что все это может оказаться игрой, спланированной каким-нибудь продвинутым аналитиком, но на это допущение не среагировала даже паранойя. Поэтому дослушал монолог друга, пожал протянутую руку и обозначил граничные условия, как сказала бы матушка, «еще на этом берегу». Вернее, заикнулся о том, что смогу делиться только своими наработками, но был перебит:
— Дальше можешь не продолжать — мне чужого не надо!
— Что ж, тогда смотри… — улыбнулся я и вытянул правую руку. — Вот так выглядит мой обычный покров. А вот так — он же, но усиленный Молнией…
Он потерял дар речи, а я продолжил объяснения:
— При одном и том же объеме вложенной Силы этот вариант покрова держит раза в полтора больше урона. А еще бьет. Молнией. Хотя мой покров на это не способен. Вариант Яны тоже чертовски интересен: каменный панцирь, усиленный Водой, ведет себя, как очень густая жижа неравномерной плотности, то есть, замедляет и немного сбивает с траектории руки, ноги, холодняк и тэдэ!
— С ума сойти… — только и смог, что выдохнуть Аль Сауд.
— Лучше не сходить… — ухмыльнулся я. — А поверить, что это возможно, и волевым решением заставить проявиться твой Воздух.
— Задачу понял. И обязательно заставлю… — уверенно пообещал он.
— Тогда подставляй руку! — потребовал я, приложился к ней слепком, объяснил, что дает это «изменение», посоветовал втихаря прикупить вторую линзу-камертон и шокировал парня еще один раз: — А теперь зови сюда свою Слугу — моего единственного друга не может защищать мастер всего-навсего четвертой ступени…
…Не знаю, что именно переключило Мавию в режим слепой веры в мою правоту, пресловутая пластичность психики или время, проведенное в моей компании, но молниевый щит жизни у этой женщины получился с первой попытки! Пока ее господин смотрел на эту «невидаль» квадратными глазами, телохранительница сложилась передо мной в поясном поклоне, выпрямилась и уставилась в глаза взглядом, полным глубочайшей благодарности.
«Поймав» слепок и выслушав рекомендации по работе со сдвоенными «петлями», добавила к благодарности что-то вроде обожания. А после того, как я приложил их с Даудом воодушевляющим касанием, кажется, начала боготворить. Но головы не потеряла: сияла, как летнее солнышко, только до того, как я сообщил, что мне, увы, пора выезжать во дворец, натянула маску равнодушия. Тут я внезапно обратил внимание на кажущийся беспорядок в ее прическе, другой макияж и кожаную куртку со смелым вырезом, которую до знакомства с нами целительница не надела бы даже под страхом смерти,
удивился, насколько сильно эта женщина изменилась за это время, но озвучивать свои мысли не стал, ибо торопился.
Прощание не затягивали: эта парочка пожелала нам всего хорошего и умотала к себе, Янка осталась на хозяйстве, а мы с Варей спустились в гараж, загрузились в «Потапыча» и выехали в ночной город. Вечерние пробки давно рассосались, ехать по сухому асфальту при девяти градусах тепла было более чем комфортно, так что до Императорского дворца долетели с ветерком. На удивление быстро прошли и проверку на КПП, так что от него до Флигеля Мятущихся Душ я рулил, улыбаясь. А после того, как припарковал машину на законном месте, отпустил Лапину отдыхать, а сам поднялся на третий этаж. До медблока дошел быстрым шагом, вломился в приемный покой, ускорился еще немного, сдвинул в сторону чуть приоткрытую дверь операционной и остановился, как вкопанный. Почему? Да потому, что увидел новое лицо матушки — здоровое, румяное, породистое, молодое, красивое и… абсолютно чужое! Слава богу, взгляд остался тем же, поэтому я «оттолкнулся» от него и радостно заулыбался чуть раньше, чем у самой любимой женщины во всей Вселенной оборвалось сердце:
— Ух-ты, а ты у меня снова становишься редкой красоткой!
— Угу: красоткой с ежиком на голове… — сварливо проворчала она, но в глазах появилось счастье, и я, быстренько поздоровавшись с «прабабкой» и Незаменимой, судя по внешнему виду, только-только закончившей очередной сеанс исцеления, продолжил вышибать дурь из ее головы:
— Ежик — это временно. Кстати, судя по его масти, ты решила воплотить в жизнь позапрошлогоднюю мечту, верно?
— Ага: Валентина Алексеевна сказала, что к внешности, которую она создает, подойдут рыжие волосы, и я… заинтересовалась.